Иван Белов

Грядущая тьма

И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение; и море восшумит и возмутится;

люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную, ибо силы небесные поколеблются.

(Лк. 21:25–26)

Проклинаю свой дьявольский дар. Закрываю глаза и вижу времена новой Погибели: войны, голод и мор. Род людской сгинет, утонет в грехе и крови. Ни один не спасется, ибо люди забудут о Боге, а может, Бог забудет о них. Так вижу, так будет, все уже предрешено…

«Книга пророка Иеремии»

В Час скорби и радости подземный ящер Мейир вырвется на свободу, пожрет Солнце, и опустится вековечная тьма, несущая смерть. Среди снега и льда восстанут старые боги, ветры задуют с севера, и Вьюге падали не будет конца…

Священное писание маэвов «Ваэмира-кэра» (Перевод академика Виппера)

Не живой, но и мертвым не назовешь. Прячусь во мраке, белого света боюсь, чужое тепло по капле через горло цежу. Вою на Луну, а не волк. Пустолаю в дверь, а не пес. О ласке мечтаю, да на кота совсем не похож. Призрак, умертвие, вурдалак, в этом мире незваный гость, соринка в глазу Господа Бога, в заднице Дьявола кость…

Пролог

Солнце надувшимся багровым шаром катилось за горизонт. Темнеющий ельник обжимал лесную дорогу, дыша прелью, грибами и влажным теплом. Тонко звенели прибывающие к ночи числом комары. Андрейка Крючок, разморенный долгим путем, поклевывал носом и опасливо вскидывался, боясь упасть с облучка. Гнедая кобылка Малушка шла ходко, подкидывая костистый зад и наверчивая жидким хвостом.

— Не спи, Андрейка, замерзнешь, — хохотнул Савелий Брызга, коробейник родом из славного города Ладоги. Пятый год Андрейка в помощниках у него, объездил с товаром все новгородские земли, много разных людей и диковинок чудных повидал. Торговал Савелий самыми нужными в хозяйстве вещами: тканями, мылом, иголками, нитками, бисером, гребешками, книжками со срамными картинками. Дело шло ни шатко ни валко, пока один знакомец не надоумил Савелия податься в самую глушь. Деревни тут были редки, большие города далеко, а народ не бедствовал, живя себе на уме. Встречали коробейников хлебом-солью, словно заморских гостей, самый пустяшный и залежалый товарец втридорога шел, знай себе подсчитывай барыши. Все бы хорошо, но дело дюже опасное, трижды грабили Савелия с Андрейкой тати, выметали добро подчистую, снимали последние драные сапоги, спасибо хоть не убили. На Старой Гати едва утекли от выползшего из болота страшилища, с зубастой пастью и множеством ног. Зимой попали в пургу и три дня прятались под телегой, питаясь сдохшей лошадью. На третью ночь лошадь пропала, а вокруг убежища кто-то грузно ходил. Савелий с Андрейкой приготовились помирать, да с божьей помощью пронесло. На утро их, обмороженных и ошалевших от ужаса, спас проезжавший мимо рыбный обоз. Всякое бывало, привыкли коробейники к беспокойной жизни такой. Перекрестятся, Богородицу в дорогу с собой позовут, положат в телегу два самострела, один наконечник из стали, второй из серебра и в путь.

Сегодняшний день у Савелия с Андрейкой с утра не заладился. Приехали в Кущино, а оказалось, там вчера Ефим Каляга бывал, расторговался богато и цены сбил своим залежалым гнильем. Думал Савелий выручить гривну, а заработал пару ломаных кун. Погоревали — решили в Торошинку гнать, деревню на самом отшибе, куда никакой проклятый Ефимка за здорово живешь не пойдет. Но разве беда приходит одна? Хотели к обеду успеть, подгоняли Малушку, ухнули в ямину, сломалось заднее колесо, треснула ось. Пока чинили, времени море ушло, дело к вечеру, какой теперь торг? Тут уж не до жиру, засветло бы добраться успеть. Ночевать среди леса удовольствие малое.

— Ничего, немного осталось, — успокоил Савелий, скрывая тревогу. Солнце напоролось на острые елки, дневная жара сменялась пронырливым холодком. Телега подпрыгивала на ухабах, товар брякал в берестяных коробах. Где-то далеко и в то же время близко эхом заметался утробный прерывистый вой.

— Слыхал? — поежился Андрейка, хватаясь за самострел.

— Волчара, видать. — Савелий поднялся на облучке. — Эгей, залетная, выручай!

Кобыла прибавила шаг. Андрейка пугливо заозирался, если волки, то полбеды, на серых можно управу найти, вот только выть может и кое-кто пострашнее волков. Одному богу ведомо, какие сатанинские твари таятся в непролазных лесах и смрадных болотинах.

Вой приближался, телега с грохотом вылетела на пригорок в последних лучах умиравшего дня и сорвалась по дороге, бегущей среди засеянных ячменем и рожью полей. Вой превратился в разочарованный плач и затих. Нечистая пронесла! Андрейка показал невидимому преследователю кукиш. На, выкуси, тварь!