Раскрутиться Кабану помогали мы, и он нам с заправки немного засылал. Мы ему и землю пробили, и деньжат на обзаведение заняли. Заправка эта была, естественно, на нашей же исконной территории, где пожарники, если и ходили, то только с протянутой рукой. Ехать туда недолго, но я сам за все время даже не удосужился ее посетить. Как-то не с руки было. Это дело Коляна следить, чтобы бак был всегда полный. С бензином в стране совершенно нездорово, и он периодически пропадал совсем. И даже я, владелец завода в Киришах, ничего толком сделать с этим не мог. Нефтепродукты тупо выгоднее отправлять на экспорт. Оборудование на заводе было древнее, выход бензинов невелик, все больше солярка и мазут. Зато мазут, ввиду большого количества легких фракций, получался просто сказочный, и его просто отрывали с руками. А говорить о реконструкции ввиду текущих цен на нефть вообще не приходилось. СНК едва сводила концы с концами. Да и на кой-мне эта реконструкция, если компанию то и дело пытаются отнять.

В России еще не было больших станций с магазинами, как на Западе. Вот поэтому убогая будка со стрелочными колонками, стоявшими рядом, лишь царапнула сердце, но не более. Народ не избалован настолько, что вместо горящей стелы с ценами обнаглевшие коммерсанты ставили на окно картонную табличку, на которой писали слово «Есть!». Это говорило о многом.

— Кабан, мы на объекте у тебя. Подгребай, разговор есть, — сказал я и нажал отбой.

Даже на этом убожестве под названием «Рокада» было полно народу — машины аж в очередь выстроились и терпеливо ждали. У них пока жалоб не было, да и движок шестисотого Мерседеса будет слегка почувствительней, чем у Жигулей. Отечественная машина — она не для красоты или удобства сделана. Она сделана для войны, поэтому прочихается и поедет. А Мерс — строго наоборот. Почихает и умрет.

Очень скоро территория заправки представляла собой выставку достижений немецкого автопрома, а я сидел на табуретке в подвале, под потолком которого Руля подвешивал оператора. Вниз головой.

— А ведь нельзя на заправках подвалы строить, — укоризненно посмотрел на Кабана Димон, но тот лишь пожал плечами. Мало ли что нельзя. Сейчас все можно. Налил канистру, и любой проверяющий отвернется в сторону, не заметив еще одну дверь, которая ведет вниз, и при этом отсутствует на плане БТИ.

— Биту мне принесите! — скомандовал я, и Руля сунул мне в руку спортивный инвентарь, который никогда не использовался по прямому назначению.

— Что за беспредел! — завизжал худой, с золотыми фиксами мужичок, который уже висел вниз головой. — Это не я! Это Сява! Там семьдесят шестой залит вместо девяносто второго! И водила воды плеснул! Я все расскажу!

— Конечно, расскажешь, — зло усмехнулся я. — Но сначала я удовольствие хочу получить. Ты ведь, крыса поганая, мало того что чужое взял, это как раз не мой вопрос. Но ты ведь знал, что бензин паленый, а машину мою залил. И ты, тварь, за это ответишь.

Бита с сочным чавканьем встретилась с тощим телом, украшенным тюремной росписью, и по подвалу разнесся низкий вой. Да, бита — это больно. Тело качнулось и вернулось обратно. Руля попридержал крысу, врезал коленом в лицо, чтобы заткнулся. Я стукнул его еще раз десять, а потом, когда отвел душу, повернулся к Кабану. Тот, стоявший рядом с двумя корешами по бокам, смотрел на меня с тоской и затаенным страхом. Огромный, мощный мужик был бледен и постоянно вытирал потную лысину платком. Он мне все еще оставался немного должен, а тут такой косяк.

— Теперь с тобой, Кабан, — зло посмотрел я на него, отбрасывая биту в сторону. — Я тебе помог с землей, разрешение на строительство пробил, денег занял. А ты вот так дела ведешь? Мерс мне запорол.

— Мой косяк, Хлыст, — хмуро признал он. — Починим тачку.

— Да что ты можешь починить? — взорвался я. — Это Мерс, а не Москвич 412! Себе забирай его и чини сколько хочешь. Полторы сотни кусков зелеными есть? Нет? Ну, я так и думал. А что у тебя еще есть? Это я из вежливости интересуюсь, потому что цену этой заправки знаю до копейки, и она уже не твоя. У тебя четыре заправки, Кабан, и они тоже больше не твои. Димон!

— Тут я, Хлыст, — Китаец отошел от стонущего тела, которое никто и не подумал снять с крюка. Он разглядывал следы ударов с интересом патологоанатома. Китаец не слишком любил такую грубую технику нанесения побоев.

— Ты у нас тачки любишь, — скомандовал я. — Вот и забери у этого лоха заправки. Они под тобой пока будут. А я подумаю, как можно нормальное топливо завезти. Беспредел какой-то. Поехали отсюда!

— А с этим что делать? — Китаец ткнул в висящего оператора, морда которого наливалась густым багрянцем.

— Через час снимите, — смилостивился я. — А если до этого времени подохнет, утилизируй — крематорий работает круглосуточно, и у нас там безлимитный абонемент. Не мне тебя учить.