Размер шрифта:   16

— Думаю, день, — честно ответил адвокат, — максимум два. Мы не знаем, какой материал у них уже собран, но, думаю, они хорошо подготовились. Действовать надо быстро. С вашего позволения, я попытаюсь навестить ваших людей и передать, что задействованы все ресурсы…

— О! — хищно улыбнулся я. — Да вы даже не представляете, какие ресурсы я начну задействовать.

* * *

Денек получился тот еще. Всю нашу контору накрыло облако ужаса, да такое, что придется кое-кого встряхнуть за лацканы и набить интеллигентное лицо потомственного скрипача. Все это я высказал по телефону в самой нелицеприятной форме, и вроде бы пока подействовало. Но если эта муть выплеснется в прессу и на телевидение, будет плохо. Так я могу иностранный топ-менеджмент потерять. Все эти немцы и амеры — чистоплюи. Ты можешь делать все, что хочешь, лишь бы огласки не было и урона их резюме. Я эту паскудную породу насквозь вижу. Лицемеры поганые! Ненавижу их фальшивые улыбочки.

— В Советскую, шеф? — вопросительно посмотрел на меня Руля, который теперь водил мою машину вместо Коляна. Он понял ситуацию сразу, но в этот раз я смог его удивить. Он даже брови поднял в изумлении, когда услышал приказ.

— В Думу! — неожиданно сам для себя ответил я. В моей перегретой от напряжения башке молнией пронеслась одна дельная мыслишка, которую нужно было реализовать немедленно. Тут сложная игра намечалась, сразу на нескольких досках. Ну что же, сыграем…

Я шел по коридору, провожаемый долгими, крайне задумчивыми взглядами товарищей, который были в теме. Таких пока немного, но это лишь вопрос времени. Они со мной даже здоровались издалека, спешно делая вид, что вспомнили нечто важное, и им срочно нужно вернуться. Короче, от меня бежали как от зачумленного, словно боясь заразиться. И в первую очередь бежали те, кто еще совсем недавно искал моей дружбы и пытался влезть в общие темы. Да и в жопу их. Балласт.

— Серег, на минуту, — я поймал за рукав депутата Скорочкина, коллегу по фракции.

— Чего тебе? — не на шутку напрягся тот.

Мы с ним знакомы шапочно и общих дел не имели. Человек он был своеобразный, а его способ занять свое место в крупном бизнесе умные люди совершенно искренне считали суицидальным. На что я парень отчаянный, но Скорочкин оказался отбитым на всю голову. Через три месяца он расстреляет из окна своей Волги двух человек, а Госдума так и не снимет с него неприкосновенность. Восемнадцать пуль из Калаша и убитая женщина — не основание для столь жестких санкций в отношении народного избранника. Скорочкин продавал паленую водку, и будучи номинальным владельцем бизнеса каких-то серьезных товарищей с Северного Кавказа, умудрился кинуть своих хозяев, когда они сели в тюрьму — собственно с одним из них я и чалился, от него всю историю и узнал.

Все закончилось ожидаемо. Товарищи вышли и потребовали свое имущество назад, а когда целый депутат Государственной Думы им гордо отказал, нашпиговали его в ответ свинцом. Громкая была история. Я еще в ТОЙ жизни хохотал над ней, поражаясь могучему интеллекту и абсолютной безбашенности отдельных представителей молодого российского бизнеса. Впрочем, ему оставалось жить еще целый год, так пусть хоть какую-то пользу за это время принесет.

— Разговор есть, — потащил я его к себе в кабинет.

Глобус-бар раскрыл свою дорогостоящую утробу, и в стаканах заплескался двенадцатилетний вискарь, который избранник народа и либеральный демократ втянул в себя одним глотком. Он выжидательно посмотрел на меня.

— Тут, Сергей, слухи всякие нехорошие хотят, — начал было он, но я его перебил.

— Да! Да! Есть проблемы по бизнесу, и они решаются, — отмахнулся я от него. — Не забивай себе голову, это мелочи. Для тебя есть тема на серьезные бабки.

— Говори! — депутат сделал стойку, сразу став похожим на охотничью собаку, почуявшую дичь. Деньги он любил самозабвенно, даже больше, чем телок, внезапно свалившуюся на него власть и абсолютную безнаказанность.

— Ты сегодня же подашь предложение об амнистии участников октябрьских событий. Документ уже готов.

Никакого проекта амнистии у меня еще не было, на Хакамун быстро его слепит. Зря, что ли я ее «прикармливал»?

— А чего сам не подашь? — несказанно удивился тот, ожидая от меня всего, что угодно, но только не этого. Где Хлыст и где политика…

— Потому что десять тысяч, — ответил я — Само собой, вечнозеленых.

— Двадцать, — наморщил лоб интеллектуальный титан, любитель пострелять по людям и публичного секса с пионерками. У данного политика были свои представления о том, как нужно отдыхать. Он был легендой родного Зарайска.

— Не льсти себе. — усмехнулся я. — За двадцать я этот вопрос с людьми повыше тебя решу. Например, с замами Рыбкина. Твоя такса — десять, не больше. Но если пробьешь голосование на этой неделе, так и быть, дам пятнашку, — неожиданно смягчился я.