Размер шрифта:   16

Высокий гость оказался моложавым мужчиной слегка за шестьдесят, с густыми волосами, лежащими небрежной волной, и тематическим носом. Он носил очки в тонкой оправе и то и дело скалил зубы в дежурной улыбке. Я, наверное, должен был купиться на нее, но нет. Я теперь тертый калач. Я знаю, что ни хрена эта улыбка у американцев не значит. Обычный жест вежливости, вроде рукопожатия. Напротив, если ты не улыбаешься, то в их глазах становишься крайне подозрительным упырем, которого надо, по возможности, избегать. Американская улыбка, в сущности, проста, но в ней есть одна небольшая тонкость: скалиться нужно только нижней половиной лица. Глаза при этом остаются холодными, равнодушными и пустыми. Меня поначалу даже в дрожь бросало от такого зрелища. Неприятно это выглядит просто до крайности, как будто с роботом общаешься. А потом ничего, привык, и даже сам теперь усиленно тяну губы в стороны, выказывая максимум любезности.

Свое собственное положение в здешней иерархии я осознал очень быстро, как только был представлен. Разговоры вокруг меня шли на английском, а поскольку весь свой словарный запас я оставил еще в Лондоне, то поучаствовать в них не мог никак. Большие люди, собравшиеся вокруг меня, разговаривали о серьезных вещах. Настолько серьезных, что посвящать меня в них не считали нужным. Впрочем, нет, они про меня не забыли…

— Сергей! — ко мне повернулся Гирш, который выступил переводчиком. — Джордж спрашивает: какой уровень добычи в СНК? В сутки и в годовом исчислении.

— Шестьдесят тысяч баррелей в сутки, — не моргнув глазом, ответил я. На самом деле мы добывали несколько больше, но вдруг он побрезгует и отстанет.

Гирш перевел, и акула капитализма рассеянно кивнула. Ему, в принципе, было все равно, сколько и чего мы добываем. Он не поверит ни одному моему слову, а необходимые данные получит от аудиторов из «Большой тройки», которые рассчитают справедливую цену компании. С его стороны этот вопрос был просто элементом вежливости. Вроде улыбки.

— Господин Сорос говорит, — опять повернулся ко мне Гирш, — что для него такая покупка — это непрофильный актив, портфельная инвестиция на короткий срок. Он не слишком любит нефтяной бизнес, потому что считает его малоперспективным. Нефть стоит дешево, и ее много. Да еще и экоактивисты по всему миру задают новые тренды и усложняют работу. Возобновляемая зеленая энергетика — вот настоящее будущее цивилизованного общества. Он советует тебе расстаться с нефтянкой без сожаления и переключиться на другие сферы. Углеводороды — это вчерашний день.

— Ну и зачем ему такое старье? — резонно возразил я. — Пусть не покупает, если вчерашний день, мы тут не обидимся.

Гирш хмыкнул и отвернулся, явно оценив мой тонкий юмор. Переводить сказанное мной он не стал. Я уже знал, что в переводе с птичьего языка портфельная инвестиция — это все равно что взять породистого щенка на продажу. Подкормил, привил, сделал родословную, которая идет прямо от любимого кобеля Адама и Евы, и вуаля! Три конца на кармане!

Мой гость посидел в казино еще с полчаса, рассеянно поставил выданные фишки на красное, слил все в один присест и погрузился в точно такой же шестисотый чернильно-черного цвета, как и всех нормальных пацанов в Москве. На прощание меня похлопали по плечу и пробурчали что-то одобрительное, выдав визитку менеджера из инвестиционного банка Морган Стенли. Высококвалифицированный специалист по отъему чужих бизнесов скоро приедет в Москву и все сделает в лучшем виде. Мне даже беспокоиться не о чем. Нужно только без лишних вопросов оплачивать счета, которые пришлют по факсу. Вот это, я понимаю, сервис!

Я смотрел в сторону удаляющегося кортежа, пока он не скрылся вдали, а потом направился на соседнюю улицу. Я прошел пару кварталов, прямо туда, где давно уже приметил работающий таксофон, и вскоре прижал к уху кусок неубиваемого советского карболита. Жетон с глухим лязгом провалился в утробу аппарата, а следом за этим звуком раздались длинные гудки, которые прервались внимательным молчанием.

— Грузите апельсины в бочках, — заявил я человеку на том конце провода и повесил трубку. М-да… И ведь не расскажешь никому, что такой серьезный поворот новейшей истории начинается с дурацкой фразы Остапа Бендера.

Глава 7