— Да что за хуйня в голову лезет! — я вздрогнул, прогоняя несвойственные мне мысли. — Как будто с Пришвиным бухал!
— Руля, как тебе тут? — спросил я.
— Пиздато, босс. Но это же мусорской пансионат. Не будет зашквара?
— Да какой он мусорской! Он сейчас не пойми под кем…
— Может, тогда выкупить? — хохотнул телохранитель, скрипя снегом сзади. — Поставить на въезде «вратаря» в ментовской фуражке. Пусть честь отдает. Братва в отпаде будет.
— Воры не поймут, — поморщился я. — У них старые понятия в голове прочно сидят.
— А мы их сюда и не будем привозить.
— Воры, Руля, — пояснил я, — это такие люди, что сами приедут все проверить. И на базар сразу потянут. Оно нам надо?
Бодигард не ответил. Он и так выдал недельную норму текста. Он у меня молчун.
* * *
Двухэтажную коробку корпуса пришлось в итоге снять целиком, ибо непотребство надо устраивать в уединении. Впрочем, оно уже закончилось. Телок увезли, пустые бутылки вынесли, и даже блевотину с ковровых дорожек оттерли, о чем свидетельствовали мокрые пятна на оных. Насколько я понял, местную консьержку изрядно подогрели, а потому она смотрела на меня без осуждения, а скорее с робкой надеждой на новые поступления зеленых купюр с фейсами американских президентов. Нечасто тебе за один заезд полугодовая зарплата падает. Тут и вытрешь все, и вынесешь, и шалав проклятых вместо ссаной тряпки с утра шампанским попотчуешь. Очень шампанское с утра способствует. Куда лучше, чем рассол.
Пацаны уже почти пришли в себя, хотя вид имели изрядно помятый, а мешки под глазами напоминали синие круги от медицинских банок. В общем, выглядели они на слабую троечку, хоть и оттянулись на твердое «пять». Их я нашел в здешней бане, и они были готовы к серьезному разговору.
— Где Пахом? — Карась, который знал Штыря с малых лет, спросил у меня это вместо здрасьте.
— Пахом умер, — не меняясь в лице, ответил я, сбросил пальто и уселся на диван. — И больше мы о нем не вспоминаем. Никогда. Он всех нас и вломил.
Парни ошеломленно уставились на меня. Похоже, им на допросах не удосужились раскрыть имя ментовского информатора.
— Понятно, — Карась потер уши и хрустнул могучей шеей. — Вот почему именно нас приняли… Земля ему стекловатой!
— Там все непросто было, — поморщился я. — Его под петушиную статью подвели, и он сломался по собственной глупости. Думаю, в хате было бы решаемо все — дали бы маляву местным. Но не сложилось. Ладно, все, проехали! Значит так, пацаны, есть хорошая новость и есть плохая. С какой начать?
— С хорошей, — слабо кивнул Копченый, который сидел красный как рак и тянул пиво из горла бутылки. — Нам снова привезут бухло и телок? Угадал?
— Не угадал, — покачал я головой. — Хорошая новость в том, что вы стали богаче на полмульта зелени. Каждый.
Я кивнул Руле, тот подал папку. В ней лежали депозитные договоры в Едре на имя всех троих. Пустил документы по рукам. Впечатлило.
— За что нам такое? — Карась протер глаза. — И откуда столько бабок?
— Отвечаю. За страдания, за то, что не сломались, не ссучились. А откуда… Половина — выручка с казино за неделю, еще половина — это прибыль нефтяной компании за полмесяца.
Да, вот так. Шалман с рулеткой и шлюхами давал в два раза больше бабок, чем вся нефтяная компания, где трудились тысячи людей. И я очень надеялся, что иностранцы смогут вырулить, чтобы цифры хотя бы сравнялись. А то позор какой-то получается.
— А какая же тогда плохая новость? — Китаец, у которого глаза превратились в узенькие щелочки, смотрел на меня в полнейшем недоумении. — Я, Серый, после такого даже не представляю, что мне может настроение испортить.
— Плохих новостей будет несколько! — я закинул ногу на ногу. — Первое, бабок у нас не очень много, поэтому я засунул их в МММ. Видели рекламу? Ну так вот. Мы их заберем месяца через три, когда в десять раз акции вырастут. Вместе со всей компанией.
— Серый, ты совсем больной? — у Копченого даже сигарета изо рта упала, и он зашипел от боли, потирая обожженную ляжку. — Это ведь наебалово голимое! Развод для лохов! Мы же сами пробивали эту контору!
— А разве мы лохи? — парировал я. — Надо просто выскочить вовремя. Пацаны, это ведь не все новости.
— Ну? — они уставились на меня настороженно.
— Ничего еще не закончилось, — пояснил я. — Все только начинается. Нас мочат в газетах, обвиняют во всех грехах. И это прелюдия.
— А, я понял! — задумался Карась.- Прелюдия — это как с бабой. Сначала ты ее целуешь и за сиськи дергаешь, и только потом ебешь. Нас что, Серый, кто-то выебать хочет?