– Вчера внук приезжал, он их зашугал. Бедняжки, – покачала головой Светлана.
– Мне это знакомо.
– На работе зашугали?
– Ха-ха, очень смешно, – я изобразила подобие смеха.
Несмотря на возраст, наша соседка не лишена чувства юмора, а еще она – прекрасный человек. За двадцать семь лет мне попадались самые разные люди: встречались и откровенно плохие, и относительно хорошие, и совершенно неоднозначные. Но только Светлана стала для меня абсолютным добром, воплощением лучшего, что может вобрать в себя человек.
– Вчера у нас случился настоящий прорыв. Можете представить, даже Эля участвовала!
– Уверена, вас ждут десятки таких прорывов. Буду молиться за каждого твоего подопечного, Ева. – Светлана поставила на стол миску с овсяным печеньем и налила в стаканы топленое молоко. – Ешь, а то ключицы выпирают, как у скелетона.
– Я снова сорвалась на днях.
Соседка посмотрела на меня сочувствующим взглядом и покивала головой.
– И кому в этот раз не повезло?
– Родителям одного мальчика. Мне почему-то кажется, что они причастны к тому, что с ним случилось.
– Все никак не перестанешь искать виновных? – в ее голосе слышалось неодобрение.
Я пожала плечами. Иногда мне кажется, что если бы мы внимательнее относились к собственным словам и поступкам, если бы анализировали наше влияние на других, то перед нами открылась бы страшная правда: люди вредят друг другу. Такое можно встретить даже в самых благополучных семьях, в идеальных отношениях, в искренней любви и преданной дружбе. По опыту знаю, что худшие поступки рождаются из добрых побуждений. И худшие они лишь потому, что совершают их лучшие из всех люди. Те, в ком мы бы никогда не увидели угрозы.
– Тяжело держать себя в руках, когда родители так говорят о сыне.
– Ваши родители тоже обзывали Эда?
Этим вопросом она застала меня врасплох. Может, да, но я такого не помню. В то время оскорбления прилетали со всех сторон, и в один момент они стали одним огромным хмурым облаком над нашей семьей.
– Не вслух, но в мыслях? Кто знает? – пожав плечами, я взялась за поедание угощения.
– Это настоящее чудо, Ева. Просто представь, какое счастье для этих людей быть услышанными хоть кем-то. Ты и другие специалисты изо всех сил пытаетесь внушить им, что они не виноваты в случившемся.
– Так и есть. Они не виноваты.
– Но разве, обвиняя других, ты не создаешь новые проблемы? Тем, кого ты пытаешься сделать козлами отпущения? Скажи мне, как врач, как это может повлиять на них?
– Ладно, подловили, – я тяжело вздохнула. – Конечно, это вредит им. Бесспорно вредит.
Светлана довольно улыбнулась.
– Ешь, давай, Ева, ешь.
Всегда недостаточно
Я не могла дозвониться до Эда с работы. Утром он вел себя странно, словно пытался что-то скрыть. Скорее всего, он снова не принимал лекарства. Такое нечасто, но случалось, и в такие моменты мне тяжелее обычного.
– Алло, Светлана, можете проведать Эда? Он не отвечает на звонки.
– Конечно, оставайся тут.
На том конце невидимого провода слышались торопливые шаркающие шаги соседки, а затем громкие стуки в дверь. Через несколько секунд, кажущихся мне целой вечностью, послышался сонный голос брата.
– Ева, он спал. Все в порядке, – сообщила Светлана.
– Ох, спасибо. Он не показался вам странным?
– Милая, Эдуард всегда витает где-то в облаках. Такой уж он у тебя.
Может, она и права, но вечером я завела очередной серьезной разговор, которым с первых же минут вывела брата из себя.
– Началось! Я сейчас работаю над важным проектом, тысячу, блин, раз тебе об этом говорил.
– Он настолько важен, что ты бросил пить лекарства?
Обстановка накалялась, каждая фраза звучала громче и агрессивнее предыдущей.
– Ева, сколько можно? Научись доверять людям!
– Ты не… – поняв, что собираюсь сказать, я резко замолчала.
– Я – не человек? Это ты хотела сказать?
– Конечно, нет! Я хотела сказать, что ты – не тот, кому можно вот так взять и довериться на все сто процентов.
Эд сполз по стене на холодный кафель и схватился за голову. У него были грязные волосы и уставшие глаза. Если он и спал утром, то явно не долго. Больно видеть его таким. Очень больно. Я стыдилась и боялась сказать хоть что-то еще не так. Поэтому тихонько села рядом с ним и обняла.
– Честно, Ева, я принимаю их, – сказал он шепотом.
– Прости меня. Мне постоянно приходится доказывать остальным, что мои пациенты достойны на спокойную жизнь. Раздражаюсь, когда им задают глупые вопросы, а сама ничем не лучше. Постоянно контролирую тебя, не даю свободно дышать.
Раскаяния и признания вины никогда не будет достаточно. Потому что именно я делала жизнь брата лучше, и я же ее губила.
– Думаю, твоей шестерке понравилось рисовать не потому, что арт-терапия – это суперкруто и реально помогает им открыться, – Эд посмотрел на меня.