– Детство прошло замечательно: любящие родители, непоседливый брат, верные друзья. Когда Эд заболел все начало меняться: в семье постоянно возникали ссоры, я часто нервничала и переживала за происходящее, почему-то чувствовала себя виноватой, будто могла что-то предотвратить. Из-за того, через что мы с братом прошли, я изменилась, стала раздражительной по отношению к сверстникам. Они увлекались всякой ерундой, курили, прячась по углам, прокалывали пупки в школьных туалетах, плакали, из-за разбитых сердец. А я их просто не понимала. Смотрела на них и думала: «Ну как они могут дурачиться и быть такими беспечными, когда есть люди, нуждающиеся в нашей помощи?». Решение стать психиатром не связано с Эдом. Это был мой внутренний порыв, крик души, понимаешь? Меня всерьез беспокоила эта тема, и мне хотелось что-то изменить.

– Но у тебя ведь есть друзья?

– Я умею заводить знакомства и общаться с людьми, но друзей у меня нет со школьных времен. Что насчет тебя?

Лео улыбнулся, будто бы довольный тем, что прозвучал такой вопрос.

– У меня среднестатистическая семья. Родители – обычные работяги, братьев и сестер нет. Есть один единственный лучший друг по совместительству коллега с работы. Про свое желание стать полицейским я тебе уже рассказывал.

– Ага, похоже, теперь мы все друг о друге знаем и можем спокойно поесть, – я потянулась к вилке и принялась за пасту.

Мы молча копались каждый в своей тарелке, а когда вся посуда освободилась от еды, на лице Лео снова появилось это серьезное выражение лица, с которым он ходит у себя на работе и проводит допросы подозреваемых.

– Ты же тогда пошла за ней, да?

– За кем? – я сделала вид, что не понимаю, понадеявшись, что он одумается и сменит тему.

– За Лолой. После допроса ты пропала с радаров на целых пять дней.

Я молчала и делала вид, что разглядываю что-то на скатерти.

– Ты узнала, кто и зачем убил его, да? – тихо спросил следователь, подавшись ко мне и наклонившись над столом.

– На скатерти три вида узоров, можешь себе представить? – ответила я ему.

Он цокнул и вернулся в прежнее положение на стуле.

– Ева, скажи честно… – требовательно начал Леонид. – У нас может что-то получиться?

Набравшись смелости, я посмотрела на его лицо. В его добрые, иногда уставшие, но лучезарные глаза.

– Если ты позвал меня для этого, то мне жаль. Я не готова сейчас говорить об этом. У меня совершенно другие мотивы для встречи с тобой, – я достала из кошелька флэшку, положила ее на стол и медленно придвинула ее к Лео. – Лоле, в первую очередь, необходима помощь. Обеспечь ее, пожалуйста.

После моих слов повисло напряженное молчание, которое никто не решался прервать. Сейчас или никогда. Я поднялась с места и направилась к вешалке за верхней одеждой. Леонид продолжал сидеть, впечатанный в стул. На его лице появилась новая незнакомая мне эмоция. Ушла я тихо, не прощаясь, но оставляя на столе деньги за ужин.

Уже в такси поняла: он испытал разочарование. И оно станет еще более горьким, когда он прослушает запись на флэшке.

Еще один шанс

Наступил долгожданный для Эда день выставки. Картинная галерея, принимающая его, располагалась в самом центре города. Ее руководители прочили брату большое будущее и ждали от него новых работ. Мои опасения оказались напрасными – все билеты раскупились, и в зале расхаживали толпы незнакомых людей. Они подходили к картинам и подолгу обсуждали их вслух. Некоторые даже о чем-то спорили, доказывая каждый свое видение той или иной работы.

Мой братец вальяжно прохаживался по залу, останавливаясь то тут, то там, здороваясь с теми, кого знал и, знакомясь с теми, кого видел впервые. Он надел идеально сидящий на нем белоснежный костюм, а его длинные рыжие волосы были собраны в высокий пучок. Но самое главное украшение Эда сегодня – счастливая улыбка на его лице. Я сделала фото, когда он не видел, и отправила маме. Она в ответ прислала смс: «Это наш Эдуард? Поверить не могу. Передай ему, пожалуйста, что мы очень им гордимся». Я ответила ей, что гордость – плохое чувство и посоветовала им с папой просто порадоваться за сына. На этом переписка закончилась.

Ко мне, словно подплывший лебедь, подошла Светлана.

– Какой хороший день, – восторженно сказала она, оглядываясь по сторонам.

– Думаю, самый лучший в его жизни, – ответила я, смотря на брата.

– Закуски, правда, не особо вкусные, никто их не ест, – соседка поморщилась.

– Если бы вы готовили, то все слопали бы их вместе со своими пальцами.

– Не смеши меня, Ева! – Светлана хихикнула, поправила платье и собралась уходить, когда я схватила ее за руку. – Что такое?

– Могу я, пожалуйста, пойти завтра с вами? – это вырвалось как-то само собой.

Она улыбнулась и подошла ко мне, чтобы обнять.

– Конечно, зайду за тобой перед службой. Береги себя, дорогая, – шепнула она мне напоследок.