Когда Лола вернулась и вручила мне стакан, я уже снова сидела на диване. Отпив немного воды, кивнула и попросила ее продолжить. Она улыбнулась и, предварительно развернув, протянула мне помятый исписанный альбомный лист. От самых первых строк кожа в который раз за день покрылась мурашками. Даже дующий из окна ветерок вдруг стал в несколько раз холоднее. Подобрав под себя ноги, я принялась читать.

Раз уж ты читаешь это письмо, то хочу сразу сказать – это предсмертная записка. А принадлежит она мне, вашему дорогому или не очень, Филиппу. И первое, что ты должен обо мне узнать, – я трус. Настоящий слабак, потому что не смог сделать это сам. Но, слушай, давай по-честному, а ты бы смог? Взял бы все необходимое, да и пошел бы кончать с собой? Вот так просто, невзначай, между обедом и ужином. Думаешь, что да? Ну, а я – нет. У меня было несколько попыток, но каждый раз, струсив, я убегал от смерти, поджав хвост. И тогда ко мне пришла мысль, а не попросить ли мне о помощи? У того, кто понимает, как тяжело бороться, у того, кто меня за такое желание не осудит, а самое главное – у того, кто мне должен.

Я не назову имени, лишь скажу, что этот человек, согласился мне помочь и пообещал хранить эту тайну до самого конца. Но, если ты читаешь это, то все стало слишком опасно и может вскрыться. Прошу никого не винить в моей смерти. Это только мое решение. Хочешь знать, почему?

Все дело в том, что я захотел начать новую жизнь. Нашел жилье в другом городе и принялся за поиски работы, не связанной с огнем. Я не скрывал диагноза, сразу во всем признавался и в ту же секунду получал отказ. Отказ за отказом, их накопилось штук десять, а после одиннадцатого я так сильно разозлился, что поджег эту контору. И хоть я сразу вызвал пожарных, окончательно понял, насколько опасен для этого мира и, что больше в нем жить не хочу. Это – плохое решение, но пойми меня правильно и не осуждай. Меня в жизни и без того судило слишком большое количество людей. Хоть ты не будь, как они.

Я хочу передать всей шестерке (включая Еву): не сдавайтесь, как это сделал ваш преданный слуга. Вы, как никто другой, заслуживаете жить. В последние месяцы мне удалось пообщаться с каждым. Это помогло понять вас, зауважать и в каком-то смысле полюбить (но не тебя, Свят, ты слишком вредный). Надеюсь, когда-то появятся чудо-таблетки, раз и навсегда излечивающие наши и другие расстройства, но пока вы должны сражаться. Помните мой рисунок? Так вот, тот прожорливый монстр сожрал-таки меня. Жалко ли мне себя? Нет, мне жалко того, кто мне помогает. Это – тяжелое бремя, я бы на такое никогда не согласился, что в очередной раз доказывает, какой я жалкий-жалкий трус.

Если моя дочь, моя милая малышка, Анна, когда-нибудь захочет и будет готова узнать правду, то дайте прочесть ей это письмо. Надеюсь, она будет такой же сильной, как ее мать, которая способна на что угодно. Надеюсь, от меня ей достанутся лишь красивые черты лица (да, я был довольно привлекательным мужчиной).

Анна, как же мне хочется верить, что за то время, пока мы жили вместе, я не смог навредить тебе. Пожалуйста, живи долго и счастливо. Пожалуйста, встреть кого-то сильного и готового ради тебя на все. Пожалуйста, будь смелой и ничего не бойся, умей дать отпор, а в нужный момент отступить. Пожалуйста, тщательно выбирай друзей, не ведись на приветливые лица – они всегда лгут. Пожалуйста, чаще прислушивайся к себе, а не к другим. Будь хозяйкой, а не гостьей в своей жизни. И, пожалуйста, Анна, ради меня и мамы, будь здорова. Я умру еще раз, если ты будешь страдать.

Кто бы это ни читал, спасибо, что побыл со мной эти несколько минут. Непросто написать все это, но самое сложное и страшное мне только предстоит.

– Это…. – бумага выпала из рук, у меня не хватало дыхания, из-за сильного шока кололо в области сердца, а ноги стали ватными. Кажется, я не могла двигаться, словно была прибита гвоздями к дивану и лишена возможности говорить.

Лола взяла меня за руку и поднесла к моим губам стакан с водой.

– Пей, – тихо сказала она.

Позволив ей себя напоить, как маленького ребенка, поняла, что именно им я себя и чувствую. Что же это такое получается? Филипп захотел умереть и попросил кого-то себя убить? Очевидно, что речь идет о Лоле, но как она могла на такое решиться? Какое отчаянное безумие двигало ей, идущей на такое, какие чувства нужно испытывать к человеку, чтобы выполнить подобную просьбу?

– Зачем ты ему помогла? – наконец, выдавила я из себя.