– Ева, не устраивай клоунаду, – начальник недовольно закатил глаза. – Иди, приступай к работе, но не забывай быть осторожной. Если что-то узнаешь, сразу звони в полицию.
Уже второй день подряд мне все только и делают, что намекают на опасность, которой я себя подвергаю. Они все, будто знают что-то, чего не знаю я. Или у меня глаз замылен, или на самом деле существуют факты, о которых мне не сообщили. Если так, значит, и я не обязана докладывать им о найденных находках. Пусть сначала сами выложат на стол карты, и только после этого наступит моя очередь делиться секретами.
Рабочий день прошел незаметно и без происшествий. Мне нравились дни, когда все оставалось стабильным или шло на улучшение. У некоторых моих пациентов наметился явный прогресс в лечении, что не могло не радовать.
За полчаса до начала собрания, как я его и просила, пришел Тима. На нашей последней встрече он казался сильно встревоженным. Сейчас же, передо мной стоял мальчишка, каким мы все привыкли его видеть.
– Чем помочь? – спросил он, подойдя ко мне.
Я сидела за столом и изучала подробную историю болезни Филиппа.
– На самом деле, мне нужно с тобой поговорить. Присядь куда хочешь.
Тима, не задумываясь, отправился на свой пуфик, откуда его не слишком хорошо видно. Так что, мне пришлось сесть на соседний с ним пуфик Лолы.
– Ты уже ходил на беседу с полицией?
– Это не беседа, а настоящий допрос, – Тима принялся пересчитывать пальцы на руках.
– Но ты справился, не так ли? Сейчас ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз.
– Не знаю, Ева. К чему этот разговор? Мы постоянно вынуждены с чем-то справляться. Это уже вошло в привычку, – его обычно звонкий голос стал задыхающимся и приглушенным от нахлынувших чувств. – Каждый день я говорю себе: ты должен пройти через это, ты обязан выстоять, у тебя нет выбора.
– Ты слишком строг. Иногда себе нужно давать поблажки.
– Как Филипп? – его вопрос застал меня врасплох.
– Не совсем понимаю, как это связано?
– Он решил, что у него может быть новое начало. Понадеялся, что жизнь даст ему еще один шанс. Ага, как же, – Тима недовольно фыркнул, видимо, обиженный на судьбу.
– Откуда ты знаешь об этом? Вы общались? – напряжение внутри меня с каждым его новым словом росло все сильнее.
– Пару недель назад мы вместе ходили в боулинг. Липп учил меня играть.
Что еще за новости? Я, выходит, ничего вообще не знаю о шестерке. На собраниях они делали вид, что едва ли могут терпеть присутствие друг друга, а за пределами этой комнаты вели себя, как настоящие дружбаны.
– Учил тебя играть? Зачем?
– Ребята из института решили собраться и поиграть в боулинг. Меня тоже пригласили, а я в этом деле полный ноль. Меня и так считают фриком, не хотелось испортить репутацию еще сильнее. Перед собранием я поделился переживаниями с Лолой. Надеялся, что она меня научит, но оказалось, что она ни разу шар для боулинга в руках не держала.
– И тогда Филипп предложил тебе помощь?
Тима кивнул.
– Он догнал меня после собрания, когда я шел к автобусной остановке. Мы три дня подряд ходили в боулинг практиковаться. Тогда Липп и поделился планами на будущее. Говорил, что мне тоже обязательно нужно решить, чего я хочу добиться в жизни. Советовал найти цель и двигаться к ней, иначе пропаду, затерявшись в проблемах.
– Совсем не похоже на нашего Филиппа, да? – с грустью спросила его я, заранее зная ответ.
– Как другой человек, – Тима кивнул.
Все, кому довелось пообщаться с Липпом вне стен нашего центра, узнали и другую его сторону. Ту, которую он прятал глубоко внутри себя, надеясь, что это убережет его от новых страданий и боли. Лишь бы только эта открытость его и не погубила.
Я начала понимать, почему Михаил и Леонид так обеспокоены. Филипп вел практически затворнический образ жизни. Он довольно отстраненно общался с коллегами по работе, а его родственники переехали в другой город. Выходит, что единственные, кому Липп начал в последнее время доверять, – это участники нашей группы.
Прощальные письма
В этот раз собрание вышло тихим. Бывают дни, когда появляется такое молчаливое настроение, нет желания что-то говорить и обсуждать, но это вовсе не означает, что ребятам нечего сказать. Их взгляды и язык тела показывали: в их голове творится настоящий хаос. Я в такие моменты описываю чувства и мысли на бумаге: открываю блокнот и исписываю страницы, изливая на них все, что не могу сказать вслух. Вот и ребята получили от меня задание написать письма. Для Филиппа.