– Мой муж разводит их. Я больше люблю комнатные розы, в спальне есть несколько горшков, – ее хриплый голос, плохо сочетающийся с миловидным лицом, сегодня звучал совершенно осипшим, будто бы с каждым сказанным словом он становился все более бескрасочным.
– У вас с ним одна из тех историй любви, о которой снимают фильмы? – спросила я, присаживаясь за стол.
– Что ты, нет, – Яна отрицательно помотала головой. – Любовь не исцеляет. Как видишь, мои болезни все еще при мне, но мой муж, принимает это. Знаешь, мы с ним познакомились в лучшие для меня времена. Думаю, будь это хоть месяцем позже, когда у меня в очередной раз снесло крышу, он бы точно сбежал.
– Значит, к тому времени, когда появились проблемы, он уже по уши в тебя влюбился.
– Можно и так сказать.
Мы замолчали и просидели в тишине около пяти минут, думая каждая о своем.
– Муж решил, что мы с Филиппом – любовники, – неожиданно выпалила Яна.
– Что? Когда?
– Я проплакала всю ночь после новости о его смерти. Муж решил, что мы были близки. Такой дурак! Будто бы можно плакать только по тем, с кем тебя связывают любовные связи. Мне это совершенно непонятно, – Даяна покачала головой и подошла к плите, чтобы снять с огня чайник. – Надеюсь, ты любишь зеленый, другого нет. Пытаюсь похудеть, но безуспешно, как видишь.
– Все нормально, зеленый – отличный чай.
Яна поставила на стол две, наполненные до краев, кружки.
– Печенья, вафли и все остальное, как ты понимаешь, тоже сейчас под запретом.
Я молча кивнула и придвинула к себе кружку. Общаться с ребятами на встречах и встречаться с ними наедине – совершенно полярные вещи.
– Хочу поговорить с тобой о Липпе. О том, что с ним случилось. Ты уже говорила с полицией?
Даяна посмотрела в окно и тяжело вздохнула.
– Говорила, да. Они всерьез считают, что это сделал кто-то из нас.
– Следователь так сказал? Он давил на тебя? – я всерьез забеспокоилась за состояние Яны и остальных.
– Нет, но по его вопросам это бы и дурак понял. Спрашивал про алиби на время смерти Липпа, о том, в каких отношениях мы с ним состояли, про атмосферу в группе. Они хотят знать все до мельчайших подробностей. Это так раздражает.
– А ты не веришь в то, что это мог быть кто-то из ребят?
Яна задумчиво поднесла кружку ко рту и, словно оттягивая момент ответа, медленно-медленно принялась отпивать чай. Я молча ждала и даже не собиралась ее торопить, ей нужно взвесить все «за» и «против», чтобы озвучить вердикт.
– Мне ведь не нужно тебе напоминать, что чужая душа – потемки? Мы понятия не имеем, что за люди ходят на эти встречи. Между нами говоря, Ева, я даже в себе недостаточно уверена, что уж говорить о незнакомцах.
– И все же? – настаивала я.
– Конечно, нет. Никто из нас не убивал Липпа, – Яна поднялась с места и встала у окна.
Допрос явно не пошел ей на пользу. Она выглядела напряженной и огорченной, а еще слишком серьезной и задумчивой.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Я могу отвезти тебя в центр прямо сейчас.
– Это не из-за допроса, – Яна принялась кончиком пальца перебирать колючки на самом крупном кактусе.
– А из-за того, что ты знала Липпа до наших встреч? – тихо спросила я.
Реакция Яны не заставила себя ждать. Она, как в замедленной съемке, подняла голову и посмотрела на меня то ли удивленными, то ли испуганными глазами. Мне даже в голову не пришло, что я сейчас могу находиться в опасности. Может, стоило рассказать об этом полиции, а не ехать сюда самой?
– Все совсем не так, – начала Яна, – усаживаясь обратно за стол. – Когда я увидела его в центре, то сразу узнала. Он – один из пожарных, которые тушили родительский дом, когда тот загорелся несколько лет назад. Как ты об этом узнала?
– Навела справки. Это Филипп поджег его? – я, кажется, начала входить во вкус с этой игрой в сыщика.
– Не знаю, Ева. Несколько лет назад у меня не было ни малейшего представления о том, кто такие пироманы. Мне в голову не могло прийти, что наш дом мог поджечь пожарный, чтобы потом его потушить. Я узнала об этой болезни на встречах, когда Липп присоединился к группе. Мне духу не хватило у него спросить насчет нашего пожара.
– Кто-то пострадал тогда?
– Мы все получили ожоги. Больше всего досталось отцу, потому что он несколько раз возвращался в дом за некоторыми вещами и документами. Но никто не умер. И, кстати, дом позднее мы тоже смогли восстановить. Ужасно, конечно, если Филипп к этому причастен, но я бы не стала убивать за это. Наша семья давно отпустила эту ситуацию и двигается дальше.
– Прости, вместо обычной беседы получился практически допрос, – я покачала головой, недовольная тоном нашего разговора, который оказался далеким от дружественного. – Меньше всего мне хочется этим заниматься. Никто из вас не заслуживает допросов с пристрастиями и обвинений в убийстве. Это так нелепо.