Уцелевшие хольды «Топора» замерли в нерешительности, внимая вожаку – а вот хольды Клака, сцепив щиты, уже принялись окружать недавних союзников. И «полудан» невольно призадумался… Хотя расклады понятны и дураку – изначально хирдманов Харальда было на два десятка больше. И пусть даже к концу штурма число воинов сравнялось – но ведь хольдов Клака в гриднице сейчас практически вдвое больше! Ибо молодой Скьёльдунг придержал своих ближников – и те не понесли потерь в столь кровавой, но бесполезной схватке с гридмарами ободритов…

- Значит, ты готов навлечь на себя гнев конунга из-за какой-то славянской потаскушки?

Губы Хальвдана сами собой разошлись в гадливую улыбку, больше напоминающую звериный оскал. Но Харальд угрожающе прошипел в лицо противника:

- А ты готов умереть из-за нее? Дерзай… А с конунгом я, так и быть, решу вопрос… По родственному.

Последнее слово Клак произнес с особым значением – напомнив «полудану», что Скьёльдунг приходится родней Гудфреду. Пусть даже и дальней родней... На что «Топор» оскалился уже без всякой издевки:

- Будь по-твоему, Ворон! Но запомни – когда-нибудь мы вновь сойдемся лицом к лицу!

- С нетерпением жду этого часа!

Хальвдан отступился от Харальда, зло сплюнув на пол – однако руку от рукояти меча убрал.

- Уходим! Пусть Скьёльдунг забирает славянских шлюх и их щенков, плевать на них! Мы заберем себе все добро княжеского двора!

- Да-а-а-а!

…Лишь когда «Кровавый топор» и его воины покинули терем, Харальд осознал, что его трясет крупная дрожь. Нажил себе смертельного врага! Да еще и гнев конунга действительно навлек на свою голову… Стоит как можно скорее убираться из Рерика в Хедебю – определенно стоит!

Отвернувшись от дверного проема гридницы, за которым только-только скрылись свеи и прочие хирдманы Хальвдана, он устремил свой взгляд на валькирию – и сделал несколько шагов к безмолвно плачущей девушке, баюкающей на руках попискивающего младенца. Та склонилась над телом пораженной Хальвданом молодой женщины, из спины которой торчит гафлак «полудана»… А за девой попривыкший к темноте Харальд наконец-то разглядел и множество других девушек и женщин – что характерно, или беременных, или с малыми детьми на руках.

Скьёльдунг не сразу смекнул, что это жены и дети павших славянских гридмаров, до последнего вздоха защищавших свои семьи. А поняв это, хмуро улыбнулся: ободриты показали себя отличными воинами, заслужившими, чтобы дети их выжили – и чтобы кровь их текла в жилах потомков! А не была пущена к основанию деревянных или каменных идолов…

Именно с этой мыслью Харальд и приблизился к славянской валькирии.

Девушка подняла на ярла полные слез, но кажущиеся от того бездонными синие очи – и сердце Клака вновь пропустило удар. Он замер, словно громом пораженный, не в силах шелохнуться – в то время как девчонка крепко-крепко прижала младенца к груди, не обращая внимания на все струящуюся из резанной раны кровь… В ее взгляде Харальд прочитал одновременно и тревогу, и немой вопрос – но что важно, к лежащему подле луку славянка даже не потянулась.

Ярл вновь улыбнулся (насколько дружелюбно, насколько вообще мог!) – после чего молча протянул ей раскрытую руку. А когда тонкие девичьи пальцы коснулись тыльной стороны его ладони, молодому Скьёльдунгу показалось, что они обожгли его кожу…

Глава 5.

Земли бодричей. Лето 808 года от Рождества Христова.

Передовой отряд данов из трех драккаров шел по реке – славянское название которой было непонятно северянам, а собственное они ей покуда не дали. И так паршиво настроение у хирдманов, уныло, как-то вяло затянувших обычно ритмичную походную песнь – чтобы еще размышлять про название мелкой речушки! Вон, растут по берегам ее сосны – значит, пусть будет Фюрретрэ! Ну, то есть «Сосна»…

А ведь поход начинался весьма неплохо. Легкая победа в Рерике, где хирд опытного ярла Олафа Брюхотряса поспел к самой концовке сечи – и, не потеряв ни одного воина, успел вдоволь пограбить пустые славянские жилища. Правда, разойтись им особо не дали – конунг спешно назначил сдавшихся в плен ремесленников своими подданными, пообещав переселить всех в Хедебю… Ну а ярл, имеющий под рукой аж целых три драккара, вызвался идти в голове датской рати. В конце-то концов, конунгу было глупо отказываться от боевого охранения!