Гудфред, не очень-то и уважающий чванливого, жестокого ярла, лишь хмуро кивнул, соглашаясь с похвальбой последнего – он не мог знать, что добивающий удар остановил вовсе не гафлак «Кровавого топора», что сам Годолюб удержал руку… Однако меч ободрита привлек внимание вождя данов – точнее узорчатая, тщательная отделка бронзовой (и посеребренной сверху) рукояти. А также явно не дешевый шлем с позолотой гребня! Конунг перевел взгляд на чуть более простые шеломы павших гридей – и вспомнил, с какой яростью и упорством двое ободритов рубились над телом его несостоявшегося убийцы… Взвесив все, он пришел к совершенно правильному выводу:
- Похоже, ты ранил местного князя, Хальфдан.
Ярл самодовольно кивнул, украдкой вырвав из щита конунга секиру с необычного цвета, практически белым бойком (что с боя взято, то свято!), после чего обернулся к раненому ободриту:
- Прикажи вздернуть его на мачте, конунг! Пусть славянские псы видят, что их вождь мертв – тогда быстрее сложат оружие!
Гудфред только неприязненно дернул щекой, в глубине своего сердца желая вздернуть на мачте «Ворона» выскочку-Хальфдана (и прибрать к рукам награбленное ярлом добро!) – но вслух он произнес совсем иное:
- Ты прав, «Кровавый топор». Подвесить грязного пса за шею, чтобы свора видела участь вожака!
…Потерявший много крови Годолюб, вложивший весь огонь оставшейся жизни в последний натиск, так и не пришел в себя. Ни когда вокруг его шеи затягивали петлю – ни когда даны, перебросив веревку через поперечный брус на мачте, начали тянуть вверх безвольно болтающееся на канате тело князя. Причем шлем с Годолюба никто не снял – золото на его гребне должны были увидеть все сражающиеся…
Глава 3. Осада Велиграда.
Велиград, стольный град князя Годолюба, вождя бодричей. Лето 808 года от Рождества Христова.
Харальд Хальфданссон из славного рода Скьёльдунгов внимательно наблюдал за тем, как даны и свеи из хирда Хальвдана по прозвищу «Кровавый топор» готовятся штурмовать небольшую славянскую крепость. Конечно, «полудану» (собственно, имя Хальвдан так и переводится – и в случае с «Кровавым топором» дословно, ибо отец его природный свей) не хватило бы собственных хольдов и дренгов для штурма. Но в благодарность за спасение жизни, конунг выделил Хальвдану воинов…
В том числе и его, ярла Харальда, воинов!
А главное, сам «Клак» (собственное прозвище Харальда) был вынужден подчиняться приказам «Топора». Ведь конунг назначил последнего, более опытного и известного ярла хевдингом данов, взявших в осаду славянский замок… И это несмотря на то, что Гудфред и Харальд находятся пусть и в дальнем, но родстве!
Впрочем, в унизительном подчинении есть и свои преимущества. Ибо Харальд и его старший брат Ануло, правящие в Хедебю, смогли наладить беспрепятственную перевозку славян в свой город – надеясь в скором будущем приумножить богатство эмпория! Кузнецы и гончары, мастера женских украшений и купцы, умельцы резьбы по дереву и корабельщики – каждому найдется применение.
А с другой стороны, именно родство Гудфреда и Скьёльдунгов позволило сохранить жизнь большинству славянских ремесленников…
Тело ободритского ярла, подвешенное на мачте «Ворона», увидели все – как даны, усилившие напор на защитников, так и сами ополченцы, явно дрогнувшие после смерти вождя. К тому же все больше драккаров приставало к причалам – и все больше хирдов вступало в бой, ломая сопротивление славян, окружая их и отрезая путь к отступлению!
Впрочем, не все защитники лишись мужества при виде мертвого ярла – и многочисленности пребывающих врагов. Хирдманы ободритов (обесчестившее себя уже тем, что выжили, а не пали над телом ярла!) начали рубиться, словно одержимые – разве что не грызли щиты, подобно берсеркам… И они-то как раз и смогли пробиться к круглому замку, уведя за собой часть воинов купеческой охраны и пару десятков ополченцев.
Однако удар подоспевшего в сечу Ануло, чей хирд прибыл на трех драккарах, отрезал оставшемуся лейдангу (ополчению) путь в твердыню! В то время как сам Харальд высадился у отдельного причала, ведущего к крепости…
Внимание Клака привлекла небольшая группа воинов, спешащих к замершим у пристани славянским ладьям; еще бы чуть-чуть, и они успели бы выйти в море! Но хирдманы Харальда вовремя перекрыли путь славянским хольдам, защищающим всего четырех женщин и трех маленьких детей, включая одного младенца…