— Однако! — я притянул к себе девушку и чмокнул ее в макушку. — Что бы я без тебя делал? У меня голова кругом идет порой, я не знаю, за что хвататься!

— А за что хочется больше всего? — стрельнула на меня глазками Вишневецкая.

Надо сказать, что она только что закончила заниматься то ли йогой, то ли еще каким местным пилатесом, и зашла в мой горыньский условный кабинет — комнату, в которой стоял старинный огромный диван и монументальный письменный стол — отвлечь меня от чтения бесконечного количества бумаг, которые сопровождают всякое новое начинание что в сфере образования, что — в области бизнеса. Я с трудом пробирался сквозь канцеляризма и столбцы цифр, когда вошла Яся — в леггинсах, спортивном топике и со свернутым ковриком в руках.

После тренировки она раскраснелась, дышала часто, грудь под топиком вздымалась, эти самые бесовы леггинсы подчеркивали все, что только можно подчеркнуть, а тонкая талия и плоский животик так и…

— Я вся потная! — возмутилась она, шутливо шлепая меня по рукам

— Ой, ну и что? — фыркнул я.

— Ну и то! Это тебе может нормально, а мне — ненормально, чес-слово! — девушка вывернулась и уже собиралась уходить.

— Ядвига Сигизмундовна, стойте! Я хочу сделать вам очень серьезное предложение! — я догнал ее в два шага и удержал за руку.

Она захлопала глазами и прижала руки к сердцу. Коврик упал на пол.

— Подожди, Пепеляев, что, прямо сейчас?

— А чего тянуть-то? — ухмыльнулся я, и не думая становиться на колено и доставать кольцо. — Будь моей замдиректором!

— Ну ты и гад! — она принялась лупить меня по груди ладошками, а потом форменным образом ухватила за бороду, притянула к себе и поцеловала: — Ладно, да! Да, я согласна быть твоим замдиректором по магической части в горе и здравии, в ремонте и проверке, во время экзаменов и на каникулах, пока аудит из Народного Просвещения не разлучит нас!

— Вот уж дудки им! — я подхватил ее на руки и понес в сторону ванной. — Не для того я все это затеял, чтобы всякие Просвещения нас разлучали! Мы построим такую школу, какую только захотим, здесь — в Горыни! И будем плевать на Народное Просвещение с такой высоты, с какой только захотим.

Порядочно разгоряченный ощущением самого желанного в мире девичьего тела на руках, я пинком открыл дверь ванной и, оглядев обстановку внутри, разочарованно сказал:

— Однако!

Вместо огромной старинной медной ванны, горячей воды и уединения с Ядвигой я обнаружил там армагеддон, голые стены, кучу плиточного клея, штабели стройматериалов, клубы пыли и пару работяг характерного деловито-коренастого вида.

— Хуябенд, — вежливо поздоровался гном в аккуратной спецовке, с пышной окладистой бородой. — Я — Густав, и я кладу тут плитку. А это Юрген, он мешает раствор и ведет другие подготовительные работы.

Из радиоприемника, подвешенного под потолком на куске проволоки, звучали какие-то детские веселые песенки на шпракхе, своими маршевыми мотивами живо напомнившие мне творчество группы «Рамштайн».

— Молодцом, Густав! — выдавил из себя я. — Молодцом!

Яся хохотала как ненормальная и дрыгала ножками у меня на руках. А я думал о том, что, видимо, пора возвращаться в земщину. В конце концов, у меня конец четверти на носу, выходные заканчиваются и с ребятами нужно потренировать выступление, защиту научной работы.

— Давай поедем на моей машине, — предложила Вишневецкая. — И тогда — успеем заскочить к тебе, я схожу в душ и…

— И? — заинтересовался я.

— И ты, наконец, сможешь определиться, за что хочешь хвататься в первую очередь! — закончила она и подмигнула.

Нет, ну что за девушка, а? Я же от нее просто с ума схожу, честно!

— Слушай, Ясь, по поводу второго предложения… — начал я.

— Сначала — байдарки, помнишь? — Вишневецкая погрозила мне пальцем.

Конечно, она поняла, что речь идет о женитьбе! И кто меня за язык тянул тогда, с этим «ремонт, поход» и все такое…

— Так это когда еще будет… — вздох сам собой вырвался из моей груди.

— Так в мае! Всего каких-то пара месяцев! — она потянулась ко мне губами, я — потянулся в ответ, и некоторое время мы целовались прямо в коридорчике, ничуть не переживая, что из-за полуоткрытой двери за нами могут подсматривать два гнома.

Кхазады в этом плане народ простой. «Что естественно, то не сверхъестественно» — так говорила мадам Шифериха…

* * *

У самой машины нас догнал Иеремия Михайлович. Вид он имел весьма солидный: приоделся в теплый кафтан с меховой опушкой и золотыми узорами, волосы свои седые расчесал, даже застегнулся на все пуговицы. И сапоги у него были что надо — с золотыми пряжками! И где только отрыл? Или это Гражина Игоревна с собой мужнин парадный гардероб привезла? В любом случае — я таким собранным его ни разу за время нашего знакомства не видел!