— Найдите мне, пожалуйста, красивый череп, — попросил Ярэма — он же Иеремия Михайлович. — И принесите. Можно с мясом и волосами, это не беда. Я его выскоблю и себе сделаю чашу, буду из нее пить кофе и бесить жену.
— Лады, Михалыч, выберем самый изящный и крупный! — и глазом не моргнул Дядька. — Пошли, что ли?
И мы пошли.
* * *
— Н-на! — лопатка одного из поисковиков-ветеранов резким ударом отсекла руку зомби по локоть.
Мертвец недоуменно взвыл, шатнулся в сторону, но нарвался на мощный выпад Шеш-Беша — острие его МПЛ сокрушило зубы и оторвало челюсть от серой хари древнего беспокойного покойничка. Пинок свалил зомби на землю, и по нему тут же отработали сразу три шанцевых инструмента, четвертуя его и отделяя голову от тела.
— Ну вот — снова черепушку испортили, — огорчился Чумасов. — Что Михалычу понесем?
— Найдется еще… Вот этот, например! Ты побачь, яки вялики! — Дядька-Пинчук ткнул окровавленной лопаткой в дальний конец коридора. — А ну иди сюда, падла!
Гигант в доспехах пошел нам навстречу, побрякивая железом. Интересно, а если бы его не окликнули — внимание на нас сей великан обратил бы или нет? Мы же нулевки! Он почти сгнил, на оплывшем лице виднелись яростно топорщащиеся усы, в руках сей рыцарь в ржавом зерцале сжимал длинный цвайхандер.
— Йа-а-а! — заревел этот мрачный тип.
Любопытно, а как он ревет? Легкие-то у него, небось, того! Тоже — сгнили!
— Немец, что ли? — поинтересовался кто-то из ветеранов.
— Йа-а-а пан Сбейнабойка из Песикишок герба Сорвиштанец! И я заберу вас с собой в могилу! — он воздел огромный меч в огромных руках своих, размахнулся и… — О, курва!
Цвайхандер застрял в потолке галереи!
— Мочи его! — заорали нулевки и кинулись лупцевать огромного зомби лопатками. — Черепушку, черепушку берегите!
Я даже и в дело вступить не успел, и это нам здорово помогло: из ниши в стене шагнул какой-то силуэт с топориком в руках, за ним — еще и еще…
— Джентльмены! — рявкнул я. — Тут еще есть! Хватит на всез
И кинулся в драку, пиная и разрубая лопаткой ходячих мертвецов. Без трости было несподручно, но я и с лопаткой справлялся. Тем более, вскоре подоспел Мельник, и мы с ним на двоих уделали тройку топористов в два счета. Топорников? Секироносцев? Как называются воины с секирами? С копейщиками, мечниками и лучниками все ясно… Но вот топоры — это целая терминологическая проблема.
— Чего задумался? Черепушка у нас, двигаем дальше! — поторопил меня Олежа.
— Однако, как правильно: топорники или топористы?
— Чего? Бр-р-р, тебе походу душно стало, да? Не дури мне голову, Пепел! Двинули, двинули!
Мы побежали по светящимся плитам пола, сплошь исписанным странными символами, миновали фиолетового цвета лучи, пересекающие коридор во множестве мест и, наконец, добрались до первого складского помещения. Хорошо быть нулевкой: плевали мы и на знаки с символами, и на колдовской огонь, и на волшебные лазеры с бластерами!
Ботинки наши стучали по каменным плитам пола, горячее дыхание вырывалось из легких, налобные фонарики освещали путь, руки сжимали черенки лопаток. Нас было много, мы были вместе, мы ни черта не боялись и нам все очень нравилось. Я всем своим нутром чувствовал: мужики поймали кураж!
— Ну — открывай! — поторопил меня Чумасов, когда мы, наконец, добежали до первой двери хранилища.
— В смысле? — удивился я. — Ключей у меня нет… Они, наверное, у Януша Радзивилла Рыжего остались! Но где ж мы его найдем? Он помер четыреста лет назад!
— Э-э-э… — все стали недоуменно переглядываться, а Шеш-Беш — он не растерялся.
Южанин достал из разгрузки брусок взрывчатки, прилепил его к створкам, сунул куда нужно детонатор и сказал:
— Всэх взарву, адын астанусь! — а потом осмотрел нас и нахмурился: — Чего непонятного? Русским языком говорю, настало время обратить тыл! Бегом за угол!
Мы ломанулись за угол, Шеш-Беш начал громко вести обратный отсчет по-персидски, как в нардах:
— Чари, се, ду, як… Бабах!
После того, как он сказал «бабах» — рвануло знатно, грохнуло так, что содрогнулось все подземелья, поднялись клубы пыли, мы принялись чихать и кашлять, а какой-то заунывный голос произнес:
— Кто-о-о нарушил мо-о-ой покой? — что-то зазвенело и запахло затхлостью. — Пся крев, вот я вас!
— Ненавижу призраков, — вздохнул Мельник. — Будет теперь за нами таскаться и нести всякий бред.