Честно говоря, понять, что у них тут шаурмичная, а не рубка космического корабля, было довольно сложно. Кругом преобладал блестящий металл, неон, обивка из искусственной кожи и какие-то вертикально расположенные цилиндры с водой, подсветкой и пузыриками внутри. На блестящих стульях за блестящими столами восседала блестящая публика: с огромными и очень тонкими планшетами, навороченными ноутбуками или и того страшнее — в VR-очках, с шевелящимися в воздухе руками. Я так понял, что это было что-то вроде коворкинга, по крайней мере, так это выглядело.

Зависнув на одном из барных стульев, тех, которые повыше, я смотрел на то, как хипстер-гедонист колдует над эспрессо-машиной, готовит мне кофе. Шаурму сооружал, кстати, не вечно недовольный бородач, а натуральный эльф, кажется — лаэгрим, смуглый, худощавый и брюнетистый. Оказывается, в опричнине водятся эльфы, так и запишем.

Меня почти разморило в тепле, так что я как-то не обратил внимание, что кафе с поразительной скоростью опустело, а оба — и бородатый барриста, и остроухий шаурмист как-то странно косятся мне за спину.

— Георгий Серафимович? — раздался хорошо поставленный, командирский голос. — Пепеляев-Горинович?

— Именно он, — я крутанулся на стуле и с интересом уставился на импозантного, очень взрослого мужчину в черной элегантной форме.

Седой, смуглый, с красивым мужественным лицом, он явно привык повелевать и распоряжаться. Судя по знакам отличия — командир опричного полка, то есть — целый генерал, если по армейским лекалам. Судя по гербу на фамильном перстне — как минимум светлейший князь, а вот лилия эта мне не была знакома, похожих эмблем довольно много в Государстве Российском…

— Воронцов, Георгий Михайлович, — представился он. — Вам необходимо проследовать за мной.

— Однако, — сказал я, вставая со стула и коротко, одним кивком головы, обозначая поклон. — Светлейший князь? Польщен, весьма польщен. Чем обязан?

Он дотронулся до своих губ указательным пальцем, явно сдерживая некую необдуманную реплику, потом медленно выдохнул и объяснил:

— Феодор Иоаннович вас приглашает.

Вот так, на архаичный манер, тут звали представителей одной-единственной семьи. Глава которой, Иоанн наш Иоаннович, являлся полновластным хозяином и правителем всего богохранимого нашего отечества. Так что отказать я не мог, даже если бы очень-очень захотел. Я спросил только:

— А шаурму можно забрать? Есть хочется — мочи нет!

— Шаурма — это святое, — вдруг широко улыбнулся светлейший князь. — Я и сам, если честно, не гнушаюсь иногда…

— Знаете что? — обрадовался я. — Я две заказал! Одну с бараниной, другую — с курицей. Две все равно сьесть не успею, может — будете?

— Большой капучино, баранина, курица, — дрожащим голосом произнес бородатый гедонист и выложил мой заказ на поднос. — Прия-а-а-ат-т-т-тного…

— А вот не откажусь! Верите, нет — у меня со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Сумасшедший дом какой-то! Я куриную возьму? — спросил Воронцов, а я успокоился.

Не станут меня потрошить, точно. Ну, не делается это так, не бывает такого — чтобы сначала шаурму вместе ели, а потом — в поликлинику сдавали, для опытов. Да и не походил Георгий Михайлович на негодяя, скорее — на Штирлица или там — на Джеймса Бонда в отставке. По приказу и город средних размеров уничтожить может, но в целом — явно человек неплохой!

— На месте поедим, у нас все равно еще полчаса есть, — сообщил мне этот неплохой человек. — Возьмите меня за руку, будем телепортироваться.

— Я нулевка!

— Верите, нет — мне тоньше лезвия, — улыбнулся он и моргнул.

И я моргнул.

А потом мы телепортировались.

* * *

Мои мысли про поликлинику оказались почти пророческими. Пахло озоном и медикаментами, мы сидели на самой обычной кушетке, которые стоят часто в приемных покоях самых обычных больниц или в кабинетах участковых терапевтов. Вокруг — кафель, какие-то шкафы с банками, склянками и страшного вида инструментами и приборами. И холодно.

Нет, я не мерз, но ощущения были зябкие. Воронцов же являл собой образец безмятежности: он открыл один из шкафов, достал оттуда стеклянную бутыль, открыл крышку, принюхался и радостно скривился.

— Медицинский спирт! Вам, Георгий Серафимович, не предлагаю, ибо трезвый рассудок потребуется… А я с шаурмой — употреблю. Ну, будем! — и совсем не по-княжески отхлебнул из горла.

И закусил шаурмой.