В этот момент дирижер в оркестровой яме тряхнул своей вихрастой седой головой и на сцену выскочил какой-то мужик в подштанниках и принялся выделывать ногами всякие кренделя. Кроме подштанников на нем был одет ментик типа гусарского, на голове — парик с буклями и косой, физиономия — вымазана белилами и нарумянена… В общем выглядел он весьма специфически. Явно не так, как должен выглядеть почтенный кукольных дел мастер и вроде как волшебник Дроссельмейер. Если бы такой тип оказался на рождественской елке и попытался подарить детям в школе какие-нибудь подарки — я б его ссаными тряпками гнал из школы до самого дурдома. К главврачу Завальне как раз, в гости.
А этот скакал по сцене как положено, потом там еще целая компания таких же, в подштанниках, появилась, они из себя изображали то ли гостей, то ли оловянных солдатиков… Нет, девочки, конечно, были изящные, грациозные — но что мешает надеть на девочек нарядные симпатичные платьица? Зачем эти удивительные колготки? Чтобы что?
После того, как на сцену выскочил тип в красном трико и стал делать вид, что он — Щелкунчик, я окончательно понял, что мне с балетом не по пути. Это ведь не Щелкунчик, это натуральный Нуткракер! Я не знал, смеяться мне или плакать, но совершенно точно было понятно — полтора часа я усидеть тут не смогу.
— Ты чего? — совершенно другим тоном спросила меня Ядвига. — Чего ты ёрзаешь?
— У них странные подштанники, — тихонько пояснил я. — Просто дьявольские. Посмотри — у того мужика все хозяйство наружу, просвечивает! Почему не надеть нормальные штаны?
— Пепеляев! — шикнула на меня она. — Ты же культурный человек! Веди себя прилично!
А потом софиты снова оказались направлены на того мужика, и они светили очень ярко, а подштанники были очень тонкими, так что Вишневецкая сказала:
— О, Господи! — и спрятала лицо в ладонях и зафыркала.
— Видишь? Видишь⁈ — зашептал я. — Это действительно дьявольские подштанники! Это издевательство над артистами! Большой театр не имеет штанов для танцоров? Интересно, у них есть благотворительный счет? Может, им немного скинуть денег, пусть купят?
На нас уже оборачивались, и Машевские тоже поглядывали с явным интересом. Ядвига сидела вся разрумянившаяся и обмахивала себя руками, и я начал понимать, зачем дамы раньше всегда таскали с собой вееры. На сцене события развивались драматично, там творился ад и жупел, и все страдали, драматизировали и выделывали ногами всякие штуки, и мыши были похожи на чертей, а мышиный король — на адского сатану. Стоит отметить — физическая подготовка у артистов была что надо, с координацией движений тоже все в порядке, они вообще плясали в целом здорово, просто эти подштанники и колготки здорово сбивали меня с толку.
Но музыка, конечно, звучала божественная, так что в самые свирепые моменты представления я просто закрывал глаза и слушал, а еще — трогал Ясю за коленку. И это было хорошо. Дождавшись антракта, я, конечно же, заторопился в буфет и потащил с собой девушку.
— Ты негодяй, Пепеляев, чес-слово! — заявила она, когда я взял бутылку шампанского, тарталетки с кетовой икрой и бутерброды с осетриной и расположил нас за стоячим столиком, подальше от стойки. — Негодяй по двум причинам. Даже по трем. Излагать? Но сначала — шампанское!
Мне вообще-то нравилось, что она решила все-таки выпить игристого. Потому что это могло значить только одно — каким бы я ни был негодяем, в Мозырь обратно она сегодня не поедет. Так что мы пригубили шампанского… То есть — это я пригубил, а она — выпила сразу весь бокал и мигом потребовала еще, а потом заявила:
— Итак, пункт первый: из-за тебя я весь первый акт пялилась на причиндалы того мужика!
— И что? Взвешен, измерен и признан мелким? — не удержался я.
— Пф-ф-ф! — она снова замахала руками, а потом взяла тарталетку с икрой и мигом отправила ее в рот.
Однако, как у нее все получается делать так красиво? Ну, ест человек, ну, что тут такого? Но я ею любовался! И она это прекрасно знала, так что состроила на меня страшные глаза, и протянула бокал — мы чокнулись, хрусталь издал мелодичный звон, и новая порция шампанского была девушкой моментально приговорена.
— Да ты пьющая! — притворно удивился я.
— Но-но! — погрозила Вишневецкая мне пальцем. — Не переводи стрелки. Итак — первая причина твоей негодяйскости — это причиндалы мужика…
— Причиндалы его, а негодяй — я! — мне даже не пришлось изображать возмущение. — Это несправедливо!
— Пепеляев! Не спорь! Потому что есть второй и третий пункты!
— Слушаю внимательно, — ухмыльнулся я, цепляя бутерброд с осетриной.
— Тебя украл Сапега, ты спалил его замок, а потом — еще замки Ольшанских, Олельковичей и Пацов! — бровки девушки были нахмурены. — Что это за дела? Что это за поведение такое, чес-слово? Это попросту неуважение и настоящее предательство с твоей стороны…