Герберт сам не знал, зачем подошел к окну темницы, да еще принес то немногое, что осталось от его ужина. Половину фляги горячего взвара, да лепешки. Когда откладывал еду в сторону во время ужина, жалел оставить лишнего. А теперь стыдился, что принес так немного. Пускай баронесса оказалась колдуньей, но нельзя же так поступать с женщиной? Волочь через двор на глазах у всей черни, бросать в темницу без еды и воды. Тем более нельзя так с молодой матерью. Безутешный плач мальчика слышали все. Если уж у него, Герберта, сердце разрывалось, то что говорить о матери наследника. Ей совсем худо. Пусть она хотя бы поест, все будет легче.

Парень сомневался в обвинениях барона. Он сам видел, и не раз, как эта женщина передавала целебные травы крестьянам. Но на его родине таким промышляют почти все женщины. У любой хозяйки на кухне найдутся пучки цветов и травы, свисающие с потолка. Какое ж это колдовство? Тогда и сушеную морковку можно назвать колдовской травой, а не приправой для супа.

- Сможешь отнести моему сыну немного молока? - окликнула его девушка, - Только ополосни флягу и потом отвернись. Я уже выпила взвар. Спасибо тебе, - Герберту показалось, что девушка смотрит ему в самую душу. Такая надежда стояла в ее огромных глазах.

- Смогу, но меня не пропустят...

- Передай служанкам, скажи, что козье. Возьмут. Обязательно возьмут.

- Хорошо. Жди, я сейчас ополосну флягу и вернусь.

Парень долго намывал посуду у колодца, а перед собой он все так же видел молящие глаза медового цвета. Может, и вправду колдунья? У людей таких глаз почти не бывает. Напрасно он во все это ввязался. Если уж отцу ребенка дела до карапуза нет, то почему он должен переживать? И все же страж дотёр узкое горлышко фляги до блеска. Нельзя детям совать в рот всякую грязь – это он помнил, мать научила, когда нянчили младших. Но и малыша вряд ли станут поить из фляги. Скорей всего подыщут рожок. И зачем только идти на эти хитрости? Не проще ли дать его накормить матери? Или барон и вправду что знает, и жена его опасна? Даже для своего сына.

Парень с сомнением вернулся к окну. Нельзя нарушать свои обещания. Он, не глядя, протянул женщине флягу, отошел от окна на пару шагов, чтоб не смущать ее.

- Молока так мало вдруг стало, - огорченно произнесла она.

- Это от страха. У женщин так бывает.

И снова парню вспомнилась его мать. Лихая женщина, смелая. Все умела и все могла, семерых их вырастила и всему научила. Минут через десять баронесса позвала Герберта.

- Держи, передашь? - он потянулся было за флягой, опасаясь немного, что колдунья ухватит его за руку, а то и вовсе выпьет всю кровь. Баронесса заметила его страх и опустила пальцы к самому донышку, чтобы он мог взять флягу с драгоценным напитком за пробку. Парень удивился легкости фляги. По всему выходило, что молока там совсем не много.

- Я постараюсь.

- Сможешь еще прийти ко мне утром? Малыш такой крупный, он ест часто и много.

- Перед рассветом, чтоб не увидели.

- Спасибо тебе. Ты сам родом откуда?

- Из Тропор, - парень на всякий случай прикусил язык, ни к чему знать ведьме о нём все, - Это по ту сторону холмов.

- Смешное название. Не здешнее.

- Угу.

- Я буду ждать тебя.

Страж вернулся в замок без всяких сложностей, соврал, что заметил козу у крестьян и выдоил чуть молока. Служанки охотно ему поверили, хоть бы только ребенок поел и уснул. Герберту было жаль малыша в отличие от его отца. Барон в эту ночь собрался отправиться на охоту, чтобы встретить рассвет на границе надела. Герберт видел, как тот разбирал луки и стрелы. Чудной он, вроде только вернулся из похода и вновь отправляется в путь. Да и предлог уж больно странный – пополнить запасы, а в замке полны кладовые.

Барон ведет себя так, будто и не случилось ничего непоправимого в его жизни. Герберт пожал плечами, а у него самого ведовские глаза баронессы так и не шли из головы. И ее тонкие белые руки, которыми девушка подавала флягу через решетку. Надо же, какие бывают, оказывается, нежные руки у девушек. Кожа белая-белая, а ноготки перламутровые, словно ненастоящие. Парень смахнул наваждение. Зря он в это во все ввязался, как бы себя не обречь на погибель. Окажется, чего доброго, на соседнем костре. Сейчас это просто. Но нарушить обещание он тоже не мог. Заглянет утром в темницу, а там, может, кормилицу ребенку найдут.

Люция сидела взаперти и думала. Голос священника за стеной давно оборвался, старик, должно быть, уснул. Жаль, нельзя к нему обратиться с просьбой. Может, Герберт поможет, принесет ей все нужное из покоев? Да и нужно-то не так много. Всего-то три склянки и шкатулку с письмом.

Внезапно раздались шаги за стеной, мужчина шел по часовне. Уж не Розен ли это?

Глава 3