- Обещаю. Только и ты мне поверь. Я спасу тебя, вытащу отсюда. Уедем верхом в мою страну, там хорошо. Мать моя вас примет, изба у нее большая. По весне поставлю свою. Жизнь наладится, будет не просто, но точно лучше, чем в покоях барона. Лес полон дичи, хозяйство заведу. Станешь жить как княжна, ни в чем нуждаться не будешь. И я ни о чем тебя не попрошу, - голос Герберта дрогнул. Он боялся сказать вслух то, заветное, о чем не смел и мечтать. Но и таить свои чувства от Люции не собирался. Ни к чему это им, - А согласишься стать моей женой, так приму вместе с сыном. Своим его назову. И церкви не бойся, у нас она другая. Обвенчаемся по пути к моему городу.

Люция подняла заплаканные глаза вверх, заглянула в лицо Герберта. Тихо-тихо она спросила.

- И ты меня совсем не боишься? Я ведь и вправду колдунья.

- Не боюсь. Подумай, потом скажешь ответ. Я не тороплю и помогу, несмотря на то, что ты решишь, - парень стер слезинки с лица Люции своими руками.

Все, чего он боялся - спугнуть диковинную птичку, допустить грубость. Красивая-то какая, и смелая, умная, один ее взгляд чего стоит. Медовые глаза баронессы пьянят куда хлеще хмельного меда. Только стыдно до черта от того, что он уже видел ее белоснежное тело. Как лихо она переодевалась при других стражах. Ему бы прощения просить, за то, что глаза не сумел закрыть вовремя, да только язык от стыда занемел.

Где-то неподалеку послышался грубый голос, Герберт без сомнения различил властные ноты градоначальника. Дорожную кочку тот и то ругает, споткнулся, видать, еще немного – и прикажет ей убраться с тропинки. Вот наглец!

- А что ты тут делаешь, а?

Градоначальник без труда различил фигуру стража, сидящего у окна темницы. Герберт поднялся на ноги. Худо, что его здесь заметили. Этот точно станет болтать, ни к чему это хорошему не приведёт. Еще и барону доложить может.

- Любопытно стало, что ночью в темнице творится, вот и заглянул в окно. Неужели нельзя.

- Ты подерзи еще мне! Любопытный нашелся! - мужчина выпятил объёмный живот вперед, сально ухмыльнулся, - Это за какие такие услуги ты колдовке воду принес? Кто разрешил? Я барону все расскажу, пускай и тебя запрут, а лучше на цепь посадят! Сейчас и решим.

Градоначальник наклонился, чтоб подобрать опустевшую флягу с земли. Как неудачно вышло, что Герберт забыл ее прибрать вовремя. Или, наоборот, удачно? Один точный удар поясного ножа избавил стража от сомнений. В темнице тихонько ахнула Люция. Дело за малым - перенести тело подальше отсюда, ни к чему баронессе глядеть на труп, да и суета тут лишняя не нужна. Например, ко входу в часовню. Пусть люди думают, что на градоначальника напали разбойники. Шли грабить часовню, да этот встал на пути.

*** Через час, когда луна скрылась за облаками, а отец Паул ушел далеко, барон Розен направился в темницу. Мощеная дорога отдавала гулким эхом под его тяжелыми шагами. В руках мужчина держал громадную корзину, полную до самого верха лучших яств, горлышко кувшина было завинчено тугой пробкой. Тут же было и хорошее платье жены, ее мягкие сапожки, шитые из оленьей кожи.

Ведьма или не ведьма – какое мне до того дело. Жена! Какую глупость я сотворил! Жить я без нее не могу. Не захочу жить один, не захочу быть с другою.

Крепкий мужчина бегом спустился по лестнице, одним кивком головы приказал стражу отворить тяжелый засов. Розену думалось, будто жена его уже давно без сознания. Не пить и не есть столько времени! Как он мог это позволить с ней сотворить? Как решился ее запереть? Дурак был! Быть может, и к лучшему? Теперь он ее напоит, привалит к своей груди, возьмет на руки и ...

Нет, так просто жена его не простит. Скорей глаза выцарапает! Дикая кошка, гордячка, спеси в ней больше, чем в герцогине! А какая стать? Быть может, и нет в Люции ни капли благородной крови, зато характер сильней, чем у иных воинов. И теперь барону придется отведать его силищу на себе.

Люция только закончила трапезу, когда заслышала шаги мужа. Девушка смахнула крошки с губ, тщательно их промокнула. Глаза ее наполнились совсем нехорошим блеском. Пусть Розен кается, пускай молит о прощении. Ни за что она его не простит! И тронуть себя не даст, даже руки не подаст для поцелуя. Еще неизвестно, кто теперь на свободе – барон или она.

Розен рванул дверь на себя. Его жена стояла напротив окна, выпрямив спину. Стройная и прекрасная, как всегда. Волосы девушки были собраны в скромную косу, ее Люция перебросила через плечо. Самый кончик косы при этом жил своей собственной жизнью - точь-в-точь как кошачий хвост. Он покачивался из стороны в сторону, обвивал тонкие щиколотки, щекотал девичье тело.

- Прости, я ошибся, - за последние дни Розен посерел лицом, сник, его прямая спина согнулась, а щеки запали.