- Тогда зачем он жену свою объявил колдуньей? - спросил кто-то еще.
- Может, хотел от себя подозрение перевести. Пожалел потом, да теперь уже поздно.
- Вся надежда теперь на отца Паула и градоначальника нашего. Вот уж кого, а его не удалось заморочить. Как есть говорил, сразу понял, кто перед ним!
- И нам растолковал, что не просто так ведьма на нашу мельницу приходила. Верно я говорю?
- Должно быть, барон ее посылал травы молоть, - встрепенулся мельник, - Она так всегда и говорила, что мол мужу угодить хочу. То чечевицы попросит смолоть, то корень рогоза. Какая с них мука – так, баловство одно.
- А ты и рад был жернова опоганить! Не зря говорят, мельники завсегда водятся с бесами!
- Ну уж ты загнул! Еще обвини меня в родстве с чертом. Что спросят молоть, то в жернова и кладу.
Герберт расплатился, завернул коврижки в платок, наполнил флягу взваром из ягод. Подумал немного, да взял два куска жареного окорока. В дорогу всяко потребуются силы и ей, и ему. Парень улыбался, сыпал шутками, а в душе у него закипала ярость. Выходило, что врагов у него двое. Если святого отца Люция просила не убивать, то о градоначальнике она не сказала ни слова. Ухитрился тот все вывернуть наизнанку, каждое ее слово и не только слово. Подумаешь, Люция носила на мельницу зерно? А для чего еще нужна мельница? Только чтоб молоть муку. Обидно то, что красавица так стремилась угодить мужу. Ревность подлила маслица в костёр из ярости и злобы.
Другой был мужем Люции, его она любила! Может, и все еще любит? Но парень слишком хорошо помнил объятия этой женщины, почти невесомое прикосновение ее пальцев к своему телу. Нет, такая, как баронесса, лгать не будет. Обняла, выходит, благодарна ему, может, любит, ну хоть немного. И власти барона над сердцем Люции нет больше, говорят, что его на суде она и вовсе прокляла. Герберту правда ничего не сказала о своих чувствах, ну так и не могла. Какая приличная замужняя женщина посмеет болтать о таком?
Красивая, хозяйственная, рожать может, титул имеет, воспитанная, в травах толк знает. Ему бы домой привезти Люцию женой, матери бы показать. Уж та бы обрадовалась, обошла бы всех своих кумушек и соседок. Еще бы, сын уехал на заработки и вернулся с таким прибытком. И Зенона он бы объявил своим сыном без колебаний. Крепкий малыш, ладный – ничего, что не родной. Не говорить ему об этом, так и не узнает никогда. Быстро ж Розен забыл заботу своей жены, глядишь, и ее саму быстро забудет. Бросился спасать, да теперь уже поздно! Барон сам признал, что виноват, что ошибся, что облыжно обвинил женщину. Радует то, что Люция не приняла его покаяние. Гордая, обиделась сильно.
Парень хмыкнул, представив, как взъерепенится барон, когда окажется, что страж увел у него из-под носа Люцию и сына. Нет уж, Герберт своего ни за что не упустит, да и не ясно пока, чем кончится суд. Точней, как раз-таки ясно. Инквизиторы не умеют миловать, только сжигать и пытать у них хорошо получается.
*** Паул провел немало времени в кабинете барона. Тот искренне скорбел о жене, сожалел о том, что наделал. Что тут скажешь? Ведь он не ошибся, Люция и вправду ведунья. Таких женщин казнят, чтоб не наделали зла, так велит церковь. Да только Паул в душе отрекся от своего сана.
Ему было жаль Розена, но помочь ему он не мог. Люция никогда не простит мужа, это ясно. Инквизиция тоже своего не упустит. Сюда непременно явится дознаватель, уж он точно сможет выпытать признание у любой женщины. Что уж говорить о Люцие? Ведьма сама во всем созналась, ее и пытать не нужно для этого.
Хуже другое, ни один инквизитор не даст священнику приблизиться к ведьме. Не будет у отца Паула возможности Люцию убить острием ножа. Даже если и убьет он ее ножом, тело спящей колдуньи все равно сжечь могут.
Как бы уладить все до суда? И тело Люции нужно спрятать надежно, чтоб никто не нашел. Не похоронить, а именно спрятать. Но так, чтоб его не нашли ни люди, ни звери. Паул прикинул, где бы ему раздобыть лопату поострей. Лес большой, места всем хватит. Но там свежая могила будет заметна, да и волки могут ее раскопать. Вряд ли ведьме понравится проснуться немного не целой. Нет, так действовать нельзя. Тогда как поступить?
Может, стоит прикопать Люцию в канаве? Как раз вырыли ее для стока воды вдоль новой дороги. Прикрыть бы каменной плитой, но где ее взять? Может, засунуть тело в иссохший колодец? И зверье не найдет, и люди не сунутся. Останется только присыпать немного землей. Но как она выберется наружу? Через пятьсот лет многое может случиться. Канава как-то надежней, она хотя бы неглубокая. Из размышлений Паула выдернул голос Розена, тот снова вернулся в свой кабинет.
- Герцог Улисский узнал, что произошло!
- Это неудивительно, суд над женой не каждому дано учинить. Уверен, герцог проникся к вам уважением.