- Нет чар крепче любви, - оскалился Розен и снова почти встал со своего места. Но тут голос подал отец Паул и вновь в душе барона погасла надежда.

- Я призываю к ответу свидетеля преступлений колдуньи Люции. Пусть добропорядочный горожанин, в чьих словах не посмеет усомниться никто из нас, выступит первым. Мельник Рой, не бойтесь ответить честно. Я сдержу колдовство крестным знамением!

Паул перекрестил клетку. Розен будто впервые увидел распятие. Как же так выходит? Ведь Люция молилась, он сам это видел! Она касалась распятия, она трогала католический крест, который он носил, не снимая. Колдунья просто не могла бы так поступать! Он ошибся и должен это признать. Вот только голос охрип, но ничего, он выступит позже, покается, заявит об ошибке.

Крупные пальцы в массивных перстнях сжали свиток, тот словно испуганно скорчился. Розен выбросил ненужный более предмет в сторону. К черту молитвы. Эта женщина – его жена. Остальное ничего не значит! Он ее засадил в клетку, он и вызволит. И каяться станет перед Люцией, прощение будет просить столько сколько потребуется. Только б ведьма смогла простить его!

Глава 10

Мельник был растерян, он не знал, что говорить. С одной стороны в него упирался взгляд зверя – яростное сверкание очей Розена. С другой – куда более милосердный и даже немного веселый взгляд ведьмы. Лукавая улыбка, как и всегда, сияла на ее лице ярче любого украшения. Черные волосы струились по белому одеянию. Ведьмы другие, он сам видел, как они кричат, как бранятся и сыплют проклятия на пути к костру – был в столице по делу однажды. Может, еще не время? А может статься, Люция вовсе никакая не ведьма. Не зря же барон отвалил целую пригоршню золотых, чтоб он, мельник, рассказал все как есть. Но и в клетке напрасно женщин не запирают. Чудные дела! Кто бы подсказал, что тут происходит!

- Колдовка, - мельник запнулся, начал он явно не с того, сам это понял и сразу замялся, - Баронесса, то есть Люция, никогда не... - голос мужчины потерялся в мертвенной тишине. Он сглотнул и едва смог продолжить, - Она не... превращалась в кошку. Вот было дело на той недельке, Люция заглянула ко мне за размолом чечевицы.

- И зачем же он ей понадобился, уж не для колдовского ли зелья? - свел вместе брови градоначальник.

- А? Не, - мельник досадливо отверг вопрос рукой, - Пряничного теста, говорит, замесить хочу. Муки чечевичной не нашлось на кухне.

- Вы хоть раз видели сами, чтоб высокородная дама пекла?

- Ну, кто ж меня на их кухню-то пустит. Сам не видал, но повара рассказывали. И пироги, и лепешки, и так еще всякого по мелочи - все сама печёт. Чтоб мужу угодить, значит. То одного помола спросит, то другого и все не по многу. Часто ко мне на мельницу заглядывала. Нет бы сразу мешок намолоть. Но вкус-то у свежей муки отличается, зерно самый запах дает.

- Выходит, Люция постоянно обращалась на мельницу с тем, чтоб приворожить мужа особенной выпечкой? - голос градоначальника набрал силу.

- Ну, да. То есть нет, - мельник совсем поник под тяжелым взглядом Розена.

- Что было дальше? Моя жена, - барон с нажимом произнес это слово, - пришла на мельницу с чечевицей.

- Ну, значит, пришла она, а там жирная крыса как мелькнёт! - мельник рукой показал движение крысы, - Прямо под ногами проскочила! Чуть не задавил ее сапогом, да где ж мне. В щель ускользнула, мерзавка. Жирная такая! Аж пузом по полу мела. Может крысюков в себе носит. Они ж везде расползутся. Третий месяц пошел, как я не могу извести! Умная, что тот монах. И дети, стало быть, такими же уродятся. Дите ж оно всегда идет умом в мать, что у людей, что у крыс. Тут иначе не бывает. Науку мать в голову вкладывает.

- Моя жена при чем?

- Баронесса только в сторону отступила, кошкой не обернулась. Такой соблазн. Крысища жирная была, я ж говорю. На пшенице откормлена. Могла бы колдовка обернуться – точно бы когти по полу засверкали. Это жаль, конечно, ну, что не обернулась. Так, что не виновна она, як дитя.

Мельник опасливо переступил с ноги на ногу. Вроде все сказал, что ж дальше его томить?

- Люция просила о том, чтоб вы смололи зерна, а ну, скажем, травы? - голос градоначальника наполнился ехидством.

- Это завсегда. То гвоздику, то розмарин, бывало полынные шарики. Их молоть - чистое издевательство. Жернова потом густо пахнут пряным. Но разве ж откажешь ей? Да и платила она хорошо - бывало, что вдвое, а то и в цены три договаривались. Щедрая очень.

- За счет барона можно быть щедрой, - кивнул головой градоначальник. Его дело – свести на костер ведовку, помочь святой инквизиции, авось зачтется на небесах, - Колдунья молола непотребства для своих зелий на нашей мельнице, люди! Вся наша мука, что хранится в амбарах, пропиталась ядом колдовства!