Размер шрифта:   16

Мимо них прошел молодой стражник. Он окинул священника с головы до ног странным взглядом, потупился и направился в сторону оружейной. Старик вздохнул, парень и так иноземец, похоже, еще и что-то удумал неладное. Давненько Герберт не появлялся на исповеди, пора бы самому его навестить, мало ли. Чем больше молодых мужчин оказывается вместе, тем выше риск бунта. Так было всегда и так будет. Только молитва да исповедь способны удержать их от безумств. Но военный поход все же надежней! Пусть лучше там убивают врагов, чем здесь перегрызает глотки друг другу. Что козлята, что щенки в псарне, что коты – все дерутся, проверяя на крепость своего вожака. Или сплачиваются против общего врага. Второе гораздо надежней! По крайней мере, часовенку не станут брать штурмом в поисках золота.

Служанка остановилась перед нужной дверью, прильнула к ней ухом, вслушалась.

- Подождите, барон принимает гостя. Герцог Улисский прислал гонца...

- Они в опасности! - священник смело распахнул дверь. Раньше он бывал в этих комнатах и не раз. Знал, где что стоит.

Здесь он окрестил младенца Зенона, тут же изучал с Люцией свойства растений, вносил рисунки некоторых из них в свою книгу. Сейчас в комнате от прежней обстановки почти ничего не осталось. Куда-то делись все дамские мелочи, пропал горшок с окна, исчез мольберт, опустели пяльцы. Только младенец сопел в колыбели.

- Святой отец, - обернулся к нему барон. На Розена было страшно смотреть. Он еще осунулся с прошлой ночи, померкли глаза, опустились уголки губ, кожа приобрела землистый оттенок. Больше всего барон напоминал ожившего мертвеца. Священник перекрестился.

- Я принимаю гостя, - властно произнес Розен. Отца Паула барон видеть больше не мог. Это он виноват во многом. Он не распознал вовремя ведьму в Люции! Он обрек Розена на долгие муки. Он виновен во многом из того, что случилось. Он и никто больше.

- Дело срочное. Я пришел, чтобы избавить замок и вас от всех колдовских зелий ведьмы!

- Мой дорогой друг готов с этим помочь, - рука гостя потянулась было к череде склянок, выставленных перед зеркалом. Отец Паул в последний момент отвел от склянок руку незнакомца.

- Это может быть опасно. На всем этом проклятия! Вы обратитесь в жабу!

- Мой долг помочь другу герцога Улисского. Я передам зелья в монастырь, пусть там их омолят или разобьют на части.

Отец Паул изловчился накрыть флакон с розовой жидкостью рукавом своей рясы будто футляром.

- Вам будет трудно довезти все в целости и сохранности. Как можно доверить такое дело чужаку?

- Я отдал герцогу Улисскому все сокровища Люции на сохранение. Что уж говорить о притираниях и благовониях? Они почти ничего не стоят в сравнении с изумрудами и рубинами.

- Не лучше ли было отнести все в часовню? Или пожертвовать церкви?

- Ступайте в часовню, святой отец. Молитесь за душу Люции. Мы обойдемся без вашей помощи.

Старик подхватил нужный флакон под донышко, поднял руку. Только бы зелье не разлилось, только бы флакон был хорошо запечатан! И только бы ведьма его не обманула. Что, если это средство – яд? Или что-то гораздо страшнее яда?

*** Люция с достоинством встретила святого отца, страж удивился спокойствию и осанке молодой женщины. Она как будто ничего не боялась, хоть под стенами замка собралась толпа из селян, выкрикивала ее имя, грозила страшными карами. Градоначальник вот-вот должен был прибыть в замок на суд, за свидетелями уже тоже послали. Стражник видел, как мелькнул в толпе нарядный камзол мальчишки-посыльного.

- Святой отец, я бы хотела записать слова молитвы.

- Это доброе желание, - нисколько не удивился священник, - Принесите сюда стулья для нас двоих. Я стар и не смогу стоять долго.

Через несколько минут в темницу внесли скамью. Святой отец передал в руки Люции свиток, перо и баночку заплесневелых чернил. Местные ягоды дают много сока, пригодного для письма, да только портится он быстро. Люция ловко смахнула сероватую ленточку плесени на пол, обмакнула кончик пера в густую жидкость и принялась выводить буквы. От усердия она чуточку морщилась. Вверху списка девушка указала год сбора трав. Выходило, что готовиться к ее пробуждению отцу Паулу предстоит летом две тысячи двадцать третьего года.

- Может быть неурожай, лучше начать заранее.

- На все воля божья, - смиренно кивнул священник.

Он оторопело следил за пером. Громоздкая цифра никак не выходила из головы. Что может произойти за пятьсот лет! Сколько воинов истерзают эту землю, сколько эпидемий пройдётся по их городу! Да и люди станут совсем другими, приблизятся к богу, изучат грамоту, обретут многие знания, расплодятся. Должно быть, к две тысячи двадцать пятому здесь и яблоку будет негде упасть – город наполнится людьми, а заодно и все земли.