Голубев настойчиво предлагал всё сделать быстро и бесплатно в автосервисе друзей, но я категорически противилась этому, ибо понимала, несмотря на кажущуюся легкомысленность, где бывает бесплатный сыр и как дорого за него приходится платить.

Так что, вся надежда была на зарплату и премию в конце года за качественную работу. Иногда в голове роились мысли: не провести ли несколько новогодних корпоративов, они, как правило, начинались уже с пятнадцатого — восемнадцатого декабря. Это было бы вообще великолепно: я бы отремонтировала автомобиль ещё до праздника.

— Что ты всё пишешь? — поинтересовался Макс, когда подвозил меня из офиса страховой компании до работы.

— Объявление. — Я продолжала клацать по смартфону.

— Объявление? И о чём же ты объявляешь?

— Хочу перед праздниками немного подзаработать.

Макс хохотнул, не отрываясь от дороги:

— Новогодними утренниками?

— И этим тоже, — согласно махнула рукой.

— Не понимаю, ты дипломированная артистка, а занимаешься чёрт — те чем.

— Я занимаюсь важным делом, — взглянув на Голубева, ответила недовольно, — воспитываю, обучаю и развиваю молодое поколение.

— Шла бы в театр и работала там по специальности. Больше бы было пользы.

Для театра я актриса тоже никакая, как впрочем, и менеджер для таможенной службы: с точки зрения режиссёров, не выполняю задачи, какими их видят они, хотя в реальной жизни импровизирую замечательно, не подкопаешься, преподаватели на этюдах хвалили и ценили мои находки, а ещё им нравились шутки, которые были не постоянные тотальные, а скорее, лайтовые.

— В театре существует конкурсный отбор, а я посредственная актриса.

— И что?

— Не берут, пробовалась, да и нет там вакансий.

'Надо было выходить замуж не за Краснокутского, а за режиссёра по любви… к театру, — невесело усмехнулась своим мыслям.

Макс остановился прямо у дверей Центра творчества, и внимательно посмотрел на меня.

— Приехали.

Я молчала, отстёгивая ремень.

— Подожди. — Голубев положил на мою руку ладонь. — Кто тебе вбил в голову, что бездарна? Я же помню, как замечательно играла в школьном спектакле «Кентервильское приведение» Виржинию — дочь Отис. Ты — настоящий талант, истинный самородок. — Каждое слово Макса отзывалось во мне пронзительным теплом и новой надеждой, что в профессии небезнадёжна. — Стать актрисой — твоя мечта, так почему ты опустила руки и ничего не делаешь, чтобы мечта стала реальностью? Хочешь, сейчас же свяжусь с худруком драматического театра, он тоже мой давний приятель.

Я была поражена этим предложением и всем, что дальше видела и слышала, не могла ни пошевелиться, ни произнести и слова, ибо всё напоминало яркий, дивный, сказочный сон, сон, когда не хочется просыпаться и возвращаться в чёрствую реальность. Ничего не хотелось менять — разрушать эту прекрасную гармонию.

— Ни чё се! Как это тебе удалось приобрести такое ценное знакомство?

— Хм, — хмыкнул Макс. — Для тебя оно ценное, а мне от Серёжки никакого толку. Актёришка всего-то, что с него взять? — Как Макс назвал гения? Актёришкой? А для меня он непревзойдённый Сергей Александрович Сухаревский — талантливый, самобытный артист и режиссёр. — Минутку, напишу и расскажу, кого он потерял, не приняв в труппу. Может, позвонит, если свободен.

Минут через десять в Телеграм Макса посыпались кружочки с изображением Сухаревского, который радостно приветствовал Голубева, просил подъехать в театр или назначить немедленно встречу в каком-нибудь питейном учреждении.

— Это он? — Голубев показал видеособщение Сергея Александровича.

— Он, он, — воскликнула я и, как ребёнок, захлопала в ладоши.

Макс усмехнулся и в ответ тоже отправил свои кружочки с требованием немедленно взять в труппу такую замечательную актрису, как я. И если Сухаревский этого не сделает, то он Максу не друг и даже не приятель.

— Хорошо, — сдался Сергей Александрович и, попросив мой номер телефона, сказал, что обязательно свяжется со мной в течение дня, как только освободится.

— Ну вот, считай дело сделано, — удовлетворённо потёр ладони Голубев.

— Макс, ты — волшебник? — недоумевала я. — Всё так просто? — Голубев хохотнул и кивнул. — А я полгода назад мозоли натирала, открывая двери театра и пробиваясь к Сухаревскому на прослушивание, но он даже не взглянул на меня, сказав, что им не подхожу.

— Не бери в голову, всё у тебя получится, я верю в это. — Голубев взглянул на меня и по тому, как я внезапно нахмурилась, приуныла, понял ход моих мыслей. — Послушай, Лерчик, ты мне ничем не обязана, я это сделал просто в память о нашем счастливом прошлом. Ведь было же оно счастливым?

— Было, — ответила не очень уверенно.