Размер шрифта:   16

Огурцова: И я тебя люблю! До завтра! Чмок-чмок!

«Во-от, шкаф и не выдержал, развалился. Все скелеты вывалились на мою бедную блондинистую голову, — грустно усмехнулась я. — И каждый скелет протягивает костлявые пальцы и шипит: 'Ну что, допрыгалась? Какие тебе ещё нужны факты?»

Молодец, муж, хорошо устроился: здесь — жена, там — любовница, вернее наоборот — жена далеко, а любовница рядом.

А, главное, нет никаких проблем, кроме одной — получить новую должность. Потому и решил усыпить мою бдительность, энергично показывая бурную любовь ко мне и снисходительное проявление доброты к детям.

Что Кир любил работу, я знала всегда, любил самозабвенно, вдохновенно, вот только никогда не замечала его меркантильных желаний. В плане карьеры — не могу спорить, да, он стремился подняться на ступеньку выше, я бы назвала такое желание здоровым карьеризмом. Да и кто из солдат не мечтает стать генералом?

А, может, просто не хотела замечать очевидного? И на кону у Кира не желание повысить самооценку и навести в подразделении порядок, а стремление повелевать подчинёнными, командовать ими, унижать неугодных и младших по должности?

Что я знала о службе Кира? Так единичные факты. Слышала какие-то обрывки телефонных фраз и почти не общалась с его сослуживцами.

В последнее время они вообще перестали ему звонить, даже не поздравляли с Новым годом. Теперь понятно почему. Он просто от них отдалился. Как же! Будущий начальник им не пара — знайте своё ничтожное место, мерзкие рабы!

Но обиднее всего было оттого, что у Кира действительно была любовница, не зря я подозревала Огурцову — всё так и получилось.

Ну что ж, можно похвалить себя за проницательность, за то, что научилась хорошо разбираться в людях. Всё-таки творческие люди видят и замечают многое из того, на что другие не обращают внимания.

А Киру можно позавидовать — такой харизматичный, самоуверенный индивид с незамутнённым сознанием и самоочищающейся совестью.

Действительно, мне бы так: увидела самца, завела с ним отношения, чтобы периодично сбрасывать напряжение, а иногда беседовать о светлом, добром и прекрасном, с мужем-то о картинах-спектаклях-фильмах точно не поговоришь.

А что? Думать не надо, анализировать тоже, р-раз, получила удовольствие — и пошла домой, не устраивая анализа, не рефлексируя, не мучаясь угрызениями совести. Хорошо! Просто отлично!

Часа через два таких рассуждений, я чувствовала себя совершенно опустошенной и полумёртвой.

«Надо залезть в душ и смыть с себя этот страшный вечер», — приказала себе.

И там, в душе, позволила себе наконец поплакать, сначала тихо, в кулачок, потом надрывно и тяжело, со стонами — в полотенце, чтобы спящий Стёпа ничего не услышал.

Эти рыдания довели меня до полного изнеможения, я, спотыкаясь, добрела в темноте до своей кровати и присела, бросив короткий взгляд на Стёпу: снова раскрылся. Подоткнула под него одеяло и решила, что бы ни случилось, никогда от малышей не откажусь! Никогда! Не дадут усыновление, вымолю опеку.

Когда на экране смартфона высветилось 3:40, послала к чёрту и Кира, и его мамзельку, забывшись беспокойным сном.

Но даже в нём я в незнакомом холодном помещении вынимала вещи из дорожной сумки, понимая, что придётся не только их аккуратно раскладывать, но и жизнь разбирать по полочкам, приводить её в порядок.

* * *

Утром пошёл густой снег, в мерцающем свете фонарей снежинки казались бесформенными крупными пятнами, которые кружились медленно, бесшумно и отливали то серебром, то золотом.

Я, стоя у панорамного окна, присматривалась к этим пятнам, надеясь разглядеть необычную конфигурацию снежинок, ибо одинаковых, говорят, не существует, но вместо них видела просто точки, точки, точки.

Жирные точки, как в моём затянувшемся и бессмысленном браке. Я решила, не буду ждать, пока Кир сам объявит о решении оставить меня. Завтра же по приезде в Наукоград подам заявление в ЗАГС.

Ничего, разведут быстро, в течение пары недель точно. Думаю, муж против не будет. И пусть не беспокоится, жаловаться на его измены не пойду. Развод и точка, больше никаких запятых.

Так рассуждая, я натянула на себя чёрную юбку, белую блузку и подошла к огромному зеркалу, висящему у входной двери. А ничего так вид: торжественный и важный, совсем не скажешь, что спала всего-то три часа. Мама бы вздохнула, глядя на меня: «Это свойство молодости быстро восстанавливаться, в наши годы так не получается».

Вот кому-кому, а родителям я не знала, как объяснить своё решение, чтобы они излишне не волновались. А сказать нужно, желательно до того, как подам на развод, иначе обидятся, что не посоветовалась.