Размер шрифта:   16

Я, конечно, никогда не мечтала отдать Кира этой рыжеволосой ведьме или кому-то ещё. Сразу вспомнились студенческие годы, когда, поженившись, через некоторое время мы въехали в эту ипотечную квартиру, за которую первоначальный вклад внесли родители, потом тоже помогали рассчитываться, но основной груз всё же лежал на нас.

Муж уже начал работать, но что там приносил в дом? Сущие копейки, потому вынужден был одно время перебиваться подработкой, даже разгружал по ночам вагоны, машины с товаром.

Тут ещё моя учёба в другом вузе — не хотелось оставлять всё на полпути, да и Кир не разрешал переводиться на заочное, ибо не признавал это за образование.

Помню, мы года три сидели на лапше. О, варианты были разные: лапша варёная с картошкой, лапша по-флотски без мяса, праздничная лапша, то есть с кетчупом и сверку натёртым сыром. Да, хватили мы с Краснокутским лиха!

И теперь я должна отдать его другой женщине. Одна часть моего Я твердила: нет, только не это, а вторая — так надо, видимо, пришло время проститься. Насильно мил не будешь.

— А если мне нужна ты, а не Огурцова? Что тогда? А если я не хочу уходить от вас?

Кир так и сказал: от вас.

Я горько усмехнулась:

— А Ленка знает об этом?

Спросила просто из интереса, а не потому что изменила решение.

— Конечно, знает. А теперь давай пройдёмся по пунктам, на которые ты указала, подозревая меня в измене.

Он взял мобильник, набрал чей-то номер и сразу пошли гудки — включил громкую связь. Посмотреть, кому он звонит, я не могла, ибо зайдя в спальню, по привычке бросила телефон под подушку.

— Алло, любимый, — раздался голос Огурцовой.

О, как всё запущено. Голубки воркуют не стесняясь.

— Я просил называть меня по имени, — жёстко ответил Кир.

— Прости, это по инерции.

— Не разбудил? — уже мягче спросил Краснокутский.

— Хоть и спала, какая разница, звони хоть в три часа ночи, только буду рада.

— Лена, объясни мне, пожалуйста, почему твоя соседка названивает мой жене и говорит, что я у тебя провожу дни и ночи? — наигранно спокойно, но едва сдерживая себя, проговорил Кир. Я видела, как от напряжения у него побелели костяшки пальцев, когда он до упора сжал телефон, который, казалось, вот-вот лопнет.

Огурцова шумно вздохнула:

— Прости, лю… — она внезапно оборвала слово на первом слоге, — Кир, я не хотела… Это инициатива подруги. Понимаешь, Катя знает всё о моей любви к тебе, вот и решила помочь — придумала целую историю. Как говорится, благими намерениями…

— Ага, выложена дорога в ад. Так и получилось.

— Прости, — подавлено произнесла Огурцова. — Честно, я ничего не знала. Катя рассказала об этом после того, как ты вернулся с выезда из клуба, где случилось убийство. Я решила всё объяснить, когда мы одни, без Сашки и Димки, поехали на обед, но испугалась, что вообще престанешь общаться.

Я знала, что Саша и Дима — их коллеги.

— Ладно, понятно. Завтра всё в силе?

— Да, буду тебе признательна, если подменишь меня на дежурстве до двенадцати часов: нужно маму отвезти в больницу.

— Хорошо, всё, отбой.

Кир отключился и внимательно посмотрел на меня:

— Ну да, она любит меня, безответно и давно. Что я могу с этим поделать? Объяснял ей всё миллион раз, но не понимает, будто бы успокоится, но через время снова срывается. Хоть увольняйся из-за этой её болезненной любви. — Он вздохнул: — Ещё вопросы остались, подозрительная ты моя?

Мой взгляд заволокло маревом безудержных слёз. Слишком долго копила в себе подозрения, злобу, обиду, досаду, чтобы так быстро расстаться с этим состоянием. Потому текли самопроизвольно слёзы, текли потоками, оставляя обжигающие дорожки. Горько, со всхлипами я размазывала их по щекам.

— Ну что же ты плачешь, любимая, ведь всё хорошо? — Кир посмотрел на меня ласково и нежно, обнял и прижал к себе. — Люблю тебя! Пожалуйста, верь! Никогда не предам и не оставлю! Главное, сама не разлюби меня!

Всё, этих слов было достаточно, чтобы минута слабости закончилась.

— Тебя разлюбить? Ну и глупый же ты, хоть и следователь. Но с Ленкой чтобы не общался, никаких междусобойчиков, только рабочие отношения!

* * *

Я долго не могла уснуть после вечерних эмоциональных качелей и последовавшего за ними умопомрачительного секса: как только сил хватило, завестись с пол-оборота. А вот теперь ворочалась, слушая похрапывание мужа.

Поняв, что не усну, направилась в гостиную, где спали дети: Оля — на диване, а Стёпа — на раскладушке. Когда-то мы приобрели вместе с мебелью и эту раскладушку (на всякий случай для гостей), ибо после жизни с родственниками хотелось долгожданной свободы: встреч с друзьями, однокурсниками на территории, свободной от всевидящего ока близких.