— Прошу, не обижайся на меня… Я решил, что у тебя роман с Краснокутским, когда увидел его полуголого в вашей квартире, просто крышу снесло от ревности. Не думал, что говорю, просто не слышал себя. — Макс опустил голову. Я подумала: «Всё в наших отношениях не так, даже нет доверия друг к другу. Разве есть любовь без доверия?» — Потом понял, ты не могла так со мной поступить, начал тебе писать и звонить, но ты не отвечала. Пойми и меня. — Голубев с мольбой заглянул в мои глаза: — Ещё до выпускного вечера Краснокутский бессовестно пялился на тебя, когда мы вечерами гуляли, просто ты ничего не замечала. А я заметил и сказал, чтобы сильно не облизывался, ибо ты любишь меня. А он ответил, знаешь как? — Я мотнула головой — нет. «Может, и любит тебя, ещё не понял, а замуж точно выйдет за меня». Вот я и сорвался на выпускном, а потом здесь. Прости, надо было дать этому павлину в морду сразу же, и не было бы больше проблем.

— Всё бы тебе драться, — недовольно пробурчала я.

Но хоть что-то стало ясно.

Он подошёл близко и обнял крепко-крепко. Мне на мгновение почему-то стало противно: наговорит сгоряча, а потом ходит, извиняется, ищет в своих поступках виновных.

Однако всё же удивляло, что гордый Макс решил сделать шаг навстречу, видимо, на самом деле не может жить без меня. А, может, это не пламенная юношеская любовь, а просто болезненная привычка?

Макс обнял, как прежде крепко, поцеловал, а когда в глаза заглянул, стало понятно: действительно сожалеет. Интересно, а что он читал в моих глазах?

Голубев молчал, выжидательно поглядывая на меня. Наверное, хотел увидеть и услышать подтверждение тому, что всё произошедшее — банальное совпадение, неприятное — да, но совпадение, ничего с Краснокутским не было и по-прежнему люблю Макса.

Но я молчала, ибо не знала, что ответить, да и хотела ли вообще отвечать?

Как-то всё было противно, сама ситуация мучила и напрягала: а если ещё кто-то что-то обо мне скажет, Макс так и будет махать руками?

При этом не сомневалась, когда-нибудь достанется и мне, если не физически, то морально. Смог же Голубев однажды назвать меня шлюхой, почему бы не повторить при удобном случае?

Он положил мою руку в свою:

— Ну что ты, Лерчик, будто застыла? — Макс покаянно опустил голову. — Я приеду через неделю, и мы всё решим. Только дождись меня. — И тихо добавил: — люблю тебя.

Совсем недавно я таяла от этих слов, но сейчас ничего, кроме сожаления, они не вызывали, однако решила не противиться, когда Голубев снова притянул меня к себе и поцеловал. Я была совершенно безучастна, будто наблюдала эту ситуацию откуда-то со стороны.

Макс, видимо, посчитал, что я в раздумьях: простить — не простить, потому снова для достоверности повторил:

— Люблю тебя! Не забывай об этом! Приеду — ещё поговорим. — И, не прощаясь, вышел из квартиры.

В тот день нашу квартиру посетили ещё гости: Мила и мать Макса.

* * *

Если бы они пришли не вместе, я бы не удивилась, решив, что Мила захотела попросить прощения за то, что оговорила меня, и, может, пожелала помириться, ведь непонятно, когда ещё встретимся, а Нина Николаевна — замолвить слово за сына, хотя мне казалось, она меня почему-то недолюбливает.

Но они пришли вместе, и это уже наводило на неприятные мысли.

Вспоминая прошлое, я и сейчас недоумеваю: как могла так подло поступить подруга, которую я знала ещё со времён песочницы, когда мы только-только переехали из Караганды в Энск.

Позже мы с Милой оказались в одном классе и окончательно подружились.

Однажды даже одновременно разбили коленки на школьном кроссе, когда одноклассник Сашка Денисов подставил нам подножки, а мы, поколотив его, потом друг другу мазали йодом израненные коленки и уговаривали не плакать, ибо было очень больно и обидно.

А немного позже, в классе пятом, снимали с дерева котёнка, который долго мяукал, боясь слезать.

Потом, помню, мы, зайдя в магазин, уставились на великолепную новогоднюю открытку, она была очень красивой да ещё музыкальной. Обеим очень понравилась, но никто из нас её не купил, ибо она была последней, а ругаться из-за того, кому достанется это произведение печатного искусства, не хотелось, потому она по-прежнему оставалась на прилавке.

Да многое, что было. Как это можно забыть?

Но сейчас я старалась не эмоционировать, ибо понимала: произошло что-то из ряда вон выходящее, потому пригласила делегацию в гостиную.

— Как дела? Поступила? — спросила, присаживаясь на диван, Мила.

— Да, прошла по конкурсу.

— Молодец! Всегда знала, что ты талантлива.

Я не верила хвалебным речам «подруги», потому никак не отреагировала на её слова.

Всё ждала, что Мила скажет дальше, разъяснит, почему пришла ко мне да ещё с Ниной Николаевной.