— Ну ладно, чего уж теперь, больше такого не делай. — Продавец перевела взгляд на Кира. Чувствовалось, что ей неловко и самой жаль мальчика. Она хлопнула себя по бедру и, продолжая смотреть на мужа, продолжила: — А-а-а! Наверное, вы за здоровый образ жизни, не позволяете есть парню вредную пищу, вот он и… того, сорвался. Соблазн как-никак.

Киру нужно было что-то отвечать, и он повторил её слова:

— Да, соблазн. Но ничего, с соблазнами будем бороться. — И строго посмотрел на Стёпу. — Так?

— Так, — отвёл глаза мальчик.

Глава 8

Из магазина мы выходили втроём.

Я наблюдала за ребёнком, было интересно, как он поведёт себя дальше. Стёпа продолжал всхлипывать, даже не решался заговорить. Столько в его глазах было безнадёжности, что мне стало не по себе!

Мы, ни слова не говоря, подошли к автомобилю, загрузили в багажник всякую всячину из магазина — сначала не планировали ехать в центральный супермаркет, а просто сходить в небольшой, тот, что поблизости, но Кир настоял, потому пришлось ехать на машине в дальние дали.

Стёпа встал возле бампера, разглядывая автомобиль, кажется, только несколько раз обойдя машину, он немного отвлекся от печальной ситуации, и слёзы постепенно высохли на его щеках.

— Красивый, большой, — кивнул он на автомобиль. — У мамы был такой же.

— Расскажи, как ты оказался в детдоме? — попросила я. Ни до, ни после занятий разговаривать на личные темы было непринято, да и некогда: уходила одна группа, следом заходила другая — такой вот конвейер.

— Мама она…

— Давайте сядем в машину и спокойно обо всём поговорим, — вклинился в наш разговор муж.

Мы со Стёпой сели на заднее сидение, я положила его маленькую ладонь в свою руку.

— Рассказывай теперь, не волнуйся.

— Мама умерла ещё летом, она попала в аварию, и меня после больницы забрали в детдом, — с горечью сказал мальчик, и я заметила, как глаза его снова налились слезами.

Я знала, что перед отправкой в приют, дети некоторое время находятся в больнице и только после прохождения полного медицинского осмотра покидают её.

— У тебя нет родственников?

— Была бабушка, но она тоже умерла ещё до маминой аварии. А больше у меня никого нет, только мамины подруги, но они ко мне уже давно не приходили.

— А отец?

Я посмотрела на салонное зеркало и встретилась с внимательным взглядом Кира. Ну вот, а говорил, дети ему не интересны, а сам как внимательно слушает.

— Никогда не видел отца, мама говорила, что он отказался от нас давно, ещё когда я не родился.

— А почему в магазине, — никак не могла назвать это трудное слово — воровал, как-то было жаль мальчика, — ты не заплатил за продукты? — наконец выбрала нейтральное выражение.

— Не было денег, а большие пацаны, заставляют воровать и отдавать им, если отказываешься, лупят.

Наверное, те подростки, стоявшие возле магазина, и есть подстрекатели, сами боятся рисковать, ибо им уже более четырнадцати лет, вот и настраивают на это маленьких: им-то ничего не будет, может, даже не поставят на учёт. Вероятно, заметив, что мальчик попался на краже, они разбежались.

— А ты никому из взрослых не говорил об этом? — продолжила беседу.

— Говорил воспитательнице Алле Николаевне, но она ответила, что я всё придумал, у нас это, — мальчик подыскивал нужное слово, — образцовый приют. Вот.

Аллу Николаевну — дородную высокую женщину я знала, она приводила детей из детского дома ко мне в студию, а потом забирала их.

Мне она не нравилась, ибо с виду казалась грубоватой, громко разговаривала, требовала безукоризненного подчинения, резало слух, когда называла детей по фамилии — Полунин, Петров, Марченко.

Стёпа по странному стечению обстоятельств (хотя ничего волшебного в этом нет, фамилия распространённая) был моим однофамильцем — Петровым, потому запомнила его сразу, на первом же занятии.

— А почему вы свободно гуляете по городу да ещё уходите так далеко? — вклинился в беседу Кир.

— У нас до шести вечера свободное время, отпускают погулять, кому есть восемь лет, но мне семь исполнилось в сентябре, уже большой, тоже можно, если попросить дежурного воспитателя, но вечером мы должны быть в приюте — в шесть тридцать у нас ужин. Только вы не говорите никому, что я воровал, а то больше не отпустят. Хотел сходить к маминой подруге — тёте Варе, она живёт в том же подъезде, где мы, то есть, — Стёпа запнулся, — где мы жили. Но большие ребята не пустили, сказали, сначала нужно заслужить свободу. А мне к тёте Варе очень надо… я хочу попросить её, чтобы она забрала меня из детдома.

У Стёпы на глазах снова блеснули слёзы, я тоже едва не расплакалась, представив, как тяжело живётся ещё недавно домашнему мальчику в этом обществе малолетних преступников и равнодушных педагогов.