Я наблюдаю за ними, и наконец нарушаю тишину:

– Хочу тебя порадовать.

Она поднимает взгляд, всё ещё улыбаясь, и хитро прищуривается:

– Мелиндо, так ты уже…

– Вот добавка, – произношу я, протягивая ей образы.

В её сознании вспыхивают картины: спасённые альвийские дети, спящие, но живые; а также те, кто ещё ждёт в северном хранилище – альвы, замершие в анабиозе. Я замечаю, как её глаза расширяются от удивления, а затем наполняются слезами.

Она видит образ красивой белокурой женщины. Спящей среди других альвов – неподвижной, но живой.

– Мелиндо! – её голос дрожит, как струна, готовая вот-вот порваться. – Моя мама жива!

Я киваю, ментально стимулирую ее спокойствие, чтобы жена не переволновалась.

– Да, твоя мама, – мягко подтверждаю. – Скоро она будет здесь. Познакомится с внуком.

Она легонько всхлипывает, не в силах сдержать эмоции, нежное лицо озарено радостью.

– Сначала, – признаюсь вдруг, – я должен был спасти детей. Они были слабее, нуждались в первой помощи. Поэтому я привёз их первыми.

Лакомка улыбается, нежно поглаживая Олежку. Её голос звучит мягко и тепло:

– Конечно, ты поступил правильно. Мама бы одобрила твои действия, мелиндо.

Я усмехаюсь, чуть прищурившись:

– Рад слышать. Значит, мы с твоей мамой споёмся.

Оставив Лакомку с сыном, я направляюсь в коридор. В этот момент ко мне подходит один из гвардейцев:

– Шеф, Студень просил передать, что скоро вернётся. И с ним Юрий Борисович.

Я киваю, принимая информацию, и спускаюсь во двор как раз вовремя: из портала появляются Студень и Юрий Борисович, наш главный Целитель. А неподалёку, на скамейке, удобно устроился Фирсов, не спеша попивая коктейль через трубочку. Быстро его Лена обслужила.

– Эй! – машу Студню, привлекая внимание.

Он с Целителем тут же подходят. Лицо Студня буквально светится самодовольством, как будто он только что лично спас мир.

– Ну давай, хвастайся, витязь, – говорю я с усмешкой.

– Шеф, короче, всё уладили, – отвечает он, с видимым удовольствием делая театральную паузу.

– Где сейчас дети?

– В городской больнице, – бодро рапортует он. – Наш родовой медперсонал полностью взял их под своё крыло, за состоянием следят круглосуточно. Этаж под охраной – мышь не проскочит. Всё под контролем.

Я киваю, немного расслабляясь.

– Хорошо. А что с принцессой Чиликой?

Гвардеец улыбается шире, слегка покачивая головой:

– О, шеф, принцесса Чилика тоже участвует, – произносит он с лёгкой иронией. – Ну, по мере своих возможностей, конечно.

Рядом стоящий Юрий Борисович одобрительно кивает. Его непоколебимое спокойствие действует лучше любых слов – если главный Целитель уверен, значит, за состояние детей можно не беспокоиться.

Но я всё же прищуриваюсь, переводя взгляд на Юрия Борисовича:

– Состояние детей?

Главный Целитель тут же подключается к разговору, его голос звучит бодро:

– Дети в порядке, Данила Степанович. Вы доставили их как раз вовремя. Ещё пару месяцев в тех условиях – и они могли бы ослабеть до критического состояния. Вы спасли их, причём именно тех, кто нуждался в помощи больше всего.

Я коротко киваю, принимая его слова, но замечаю, как в его голосе нарастает лёгкая тревога, когда он продолжает:

– Но меня беспокоят те, кто остался в Антарктиде. Многие из них наверняка находятся в аналогичном или даже более тяжёлом состоянии. Чем быстрее мы сможем их эвакуировать, тем выше шансы на их полное восстановление.

Его забота очевидна, и это внушает уважение. Однако я поднимаю руку, успокаивая его:

– Не волнуйтесь, Юрий Борисович. Всё под контролем. Я буду привозить новых пациентов по очереди, начиная с тех, кто в самом тяжёлом состоянии. Остальные сейчас в безопасности. Ничего с ними не случится. Ваша задача – стабилизировать и улучшить состояние уже привезённых.

– Но, Данила Степанович… – Юрий Борисович смотрит на меня с лёгким недоумением, словно я только что объявил, что умею ходить по воде. – Как вы понимаете, кого именно нужно привозить? Чтобы это определить, нужен опыт высокорангового Целителя. Даже я не всегда могу точно оценить уровень энергетического истощения у пациентов. А вы же выбирали детей без помощи медперсонала, прямо в полевых условиях!

Его искреннее удивление забавляет, но я сохраняю невозмутимость.

– Юрий Борисович, – говорю я, позволив себе лёгкую усмешку, – поверьте, у меня есть свои способы. Я ведь не ошибся с этими детьми, верно?

Он медленно кивает, на его лице отражается попытка осмыслить мои слова.

– Да, вы правы, – наконец признаёт он. – Эти дети действительно были на грани. Если бы вы привезли их чуть позже… не хочу даже представлять, что могло бы быть.