— Феня, сколько стоит ведро молока?

— Откуда мне знать? — развела руками Феня. — Всё лето никто не спрашивал, не надо было. Весной брала одна вдовица многодетная, так за медяшку недельный удой.

Ого! Корова Фени давала примерно литров восемь-девять. Может потому, что молода, или просто не самая молочная, но здесь показатель считался отличным надоем. Значит, примерно шестьдесят литров за медяшку. Зачем мне заморачиваться с содержанием скотинки, в котором я мало что понимаю, если можно просто купить готовое? Для сыра молока надо много, всё равно я стадо не осилю.

— Поможешь мне завтра с продажей? — спросила я.

— Помогу. Вместе по домам пойдём.

Начали с вдовы, которая весной покупала у Фени молоко. В её платёжеспособности Феня не сомневалась и уверенно повела меня на другой конец села. Дом вдовушки приятно удивил — высокий, крепкий, с новым забором из цельных брёвен.

— Феня, на что она живёт? — тихо спросила я, когда мы вошли во двор. — А ты говоришь, что без мужа — никак!

— Вроде родственники мужа покойного деньгу дают, но да, не бедствует. Маленькой-то ляльке двух лет нет, долго ещё рОстить. Старшие, подростки, матери помогают. Ты сразу свадебный доставай, чтобы у неё глаза загорелись. Торговаться я буду.

Я кивнула. Посмотрю, поучусь, а то мне ещё много чего в этом мире непонятно.

Вдова, молодая — лет сорока, румяная, пышная, как сдобная булочка, встретила нас приветливо.

— Посветлела ты лицом, Улька, — мимоходом заметила она, разглядывая мой свадебный сарафан. — Беру, три медяшки дам за него.

Феня ахнула и прижала пальцы к губам.

— Чего не одну? За три я лучше всю красоту спорю и на другой сарафан пришью.

— Спарывай, — согласилась вдова, разглядывая яркий, синий с красным, широкий платок.

Платок мне не нравился. Феня жалела продавать этакую красоту, и я предложила ей оставить платок себе.

— Как можно? — всхлипнула Феня. — Не видишь, разве, на нём голуби?

Я пригляделась — да, по углам зелёной краской напечатаны маленькие голубки.

— Только детные матери с голубями-то могут носить, а мне, старой да пустой, никогда такого не примерить, — всхлипнула тогда Феня.

Вдовица накинула платок на плечи, полюбовалась собой. У Фени на ресницах сверкнули слёзы.

Я бесцеремонно забрала платок назад и спрятала в холщовую сумку.

— Извини, случайно попал, он не продаётся, — сказала я вдове.

— Ой, не себе ли припрятала? — захихикала та. — Поздно, милая, спохватилась, не найдётся тебе жениха.

— Переживу, главное, чтобы тебе нашёлся, — миролюбиво ответила я. — Сарафан покупаешь? За десять отдам.

— Десять? — ахнула вдова.

— Разве счастье женское десяти медяков не стоит? — искренне удивилась я.

— Чего сама-то от жениха сбежала, как заяц от ястреба?

— Так я про счастье, а не про колотушки. Смотри, сколько счастья на нём!

Я встряхнула сарафан. На расшитый крупными бусинами лиф упали солнечные лучи, и узор заиграл, загорелся, словно перетекая от одной петельки к другой. От рукава к рукаву, потом ниже, спустился и побежал по подолу, как тёплый живой огонёк. Ну и мастерица Феня! Да ей не за коровами ходить, ей вышивать надо и продавать подороже!

Мы, все трое, восторженно следили за ожившим рисунком.

— Беру! — выдохнула вдова. — За восемь! Но ещё зерна отсыплю. Отборного, на кашу — лучше не найдёшь. И пару гусаков дам в придачу. Хорошие гуси, жирные, не пожалеешь.

Феня торопливо закивала, показывая, что сделку надо заключить срочно, пока покупательница не поменяла решение.

Дальше по домам мы не пошли — вдова купила всё. Домой возвращались, пыхтя и пошатываясь от тяжести. У меня на плече в мешке орали тяжеленные гуси, Феня тащила зерно.

Глава 28

— Ульна, а как ты с узором-то повернула? Заговорила его чем? — отдуваясь, спросила Феня.

Она поставила на дорогу мешок, заправила выбившиеся из-под платка волосы. Мимо прошла стайка девушек с граблями на плечах. Поздоровались и тут же, не успев отойти на приличное расстояние, зашептались.

— Ой, девоньки, она же! Точно она! Вот ведь не дали великие боги девке разума ни на медяшку. От жениха сама отказалась!

— Ага, добро бы красавица была, а то одна коса да кости. И глазюки на пол-лица, что плошки для каши, ещё и цвета непонятного.

Что бы ты, дорогая, понимала в глазах! Таких глаз, как у меня, во всем селе больше нет. Зато твоих — маленьких, сереньких, с редкими ресничками — сколько угодно.

— Вы жениха её не знаете, в прошлом году сестра моя от него бегом бегала — так боялась, — заметил нежный девичий голосок.

— Ласково бы смотрела, и бегать бы не пришлось. Ничего, теперь Савва свободен, может, повезёт твоей сестре.