Даже если желудки местного населения на переваривают простоквашу (хотя кушать её с сырыми овощами — это ещё догадаться надо), сыр они примут хорошо. Без кефира вполне обойдёмся, ряженку я могу делать только для себя. Но! Самое главное! Это будет ноу-хау в молочной индустрии моего нового мира. Впрочем, о какой индустрии речь, если они молоко свинкам выливают. Конечно, те растут как на дрожжах.

— Всё это я буду делать из молока!

— Ты-то, может, и будешь, — вздохнул Пекас. — Только есть самой придётся. Наши, как узнают из чего спроворила, близко не подойдут.

— Правда, детка, глупость ты задумала, — кивнула Феня. — Пропадёт всё, и продукт, и труды твои. Дитячья еда, никто из него ничего кушать не будет — побрезгуют.

Очень интересный подход. Детей молоком поить не брезгуют, а сами отказываются.

Глава 27

— Да всё отлично будет! — уверенно заявила я. — Не купят деревенские — и не надо, в городе продам. С руками оторвут.

— Ульна, ты бы прилегла, — подхватилась с лавки Феня. — Личико, вон, красное, не иначе — нехорошо опять у тебя с головушкой.

Интересный вывод, ну да ладно. Ложиться пока рано — надо порешать до конца с приданым.

Для начала мне много молока не надо — хватит удоя с одной коровы. Корову мне дед даст, но тут была засада. Первое — у меня нет кормов. Сено надо заготовить, высушить и где-то хранить, к сену надо ещё зерно, силос, комбикорм. Возможно, это не всё — я не сильна в скотоводстве, знаю в общих чертах. Значит, мне нужно готовое молоко. Тогда какой смысл забирать у деда корову?

— Давайте корова останется, а молоко я буду у вас покупать, — предложила я. — Весь удой.

— Куда тебе столько? — ахнул дед.

— Надо. Феня, скажи, что из моего приданого можно быстро и не слишком дешево продать?

Феня доела остатки тюри, облизала ложку. Встала, оправила, как всегда невнятного серого цвета, сарафан.

— Пошли, вместе посмотрим, — решила она. — Сначала Пекаса спать спровадим, устал он за день.

Дед, довольный Фениной заботой, позволил проводить себя в спальню (за тряпочную занавеску), и уложить в кровать.

Феня вышла, поправила занавеску, чтобы к деду не попадал свет, зажгла ещё одну лучину.

— С большого сундука начнём, — решила она.

Я доставала сарафаны и рубахи, складывала на лавку с разных сторон. С одной — то, что продавать не хочу и буду носить сама. В другой — то, что первым пойдёт с молотка.

— Сколько этот стоит? — спросила я, вынимая синий, расшитый по подолу и горловине широкими узорами, сарафан.

— Медяшек десять — двенадцать, тут одного материала сколько, работу я не считаю. Но ты его за них не продашь, потому что покупателей на такую красоту мало, — вздохнула Феня.

— Не поняла?

— Свадебный сарафан-то твой, видишь, узоров сколько? Обереги опять же нашиты, — Феня показала на тонкие медные пластинки, украшающие изящную вышивку. — Кто захочет чужой свадебный сарафан носить? Разве что вдовая какая возьмёт да в сундук положит.

— Зачем?

— На счастье. Чтобы, значит, сарафан к ней жениха притянул, вдовца там, или, если она молодая, второй женой кто возьмёт.

Сомнительное счастье, между прочим. Ладно, всё равно попробую продать, надо по ценам с Феней сориентироваться, чтобы не продешевить.

С ценами оказалось всё просто. Одежда здесь дорогая, потому что из своего — только грубый лён, остальные ткани привозные, что изрядно добавляет им цены.

Самый простенький мой сарафанчик, который, кстати, я не буду продавать — надоело ходить чучелом, стоил шесть медяшек, но купят его не дороже, чем за две. Потому, что размер, по местным меркам, подростковый, а кто будет маленькую девку наряжать? Какой смысл? Через год сарафан ей уже мал, а замуж отдавать всё равно рано.

Обувь была ещё дороже, умельцы шили её в городе и развозили по большим сёлам и ярмаркам. Покупка ботинок у крестьян считалась целым событием, а сапожки приобретались только к знаменательному случаю жизни. Самому знаменательному, разумеется — к свадьбе-женитьбе.

Нет, у кого водилась тугая копеечка, те могли просто к большому празднику обновить. Но всё равно обувь считалась предметом роскоши. Купленные сапожки носили годами, доставая из сундука исключительно на выход. Мать могла дать дочери пофорсить в них на деревенской вечеринке, но только если ожидалось важное событие. Например, родители перспективного жениха объявляли о желании приобрести невестку.

В обычные дни люди летом обходились лаптями и босыми ногами, зимой короткими чунями из войлока.

Всю обувь я оставила себе. На продажу для начала приготовила несколько особо нарядных сарафанов, всё равно мне в них ходить некуда. Чем пылиться в сундуке, пусть помогут моему, пока ещё совершенно пустому, бюджету.