— Ах, сватьюшка, чего по молодости-то не бывает, — медовым голосом заговорила она. — Ульна у нас девица спокойная, расторопная, видно — очень переволновалась сегодня. Сама понимаешь — такой день у девки раз в жизни бывает, загодя думу думала, боялась, стеснялась. Кружку, поди, от неловкости своей уронила.

— И то правда, сватья, — подхватила мамаша Саввы. — Милые бранятся — только тешатся. Пойдём в дом, что-то свежо сегодня, надо бы нам всем согреться.

Савва предложению ещё раз поесть обрадовался и, кажется, даже забыл, что я его обидела. Девчонки, под строгим взглядом матери, прыснули в пристройку. Мужчины степенно вернулись к столу.

— Я, сватьюшка, невесту нашу домой провожу, — всё так же ласково сообщила Феня. — Устала она и напугалась.

Мать Саввы согласно кивнула и окинула меня таким злобным взглядом, что стало понятно — пугаться мне ещё рано. Вот стану законной женой — тогда можно начинать.

По деревне шли торопливо и молча. Я хотела было спросить про своё будущее, но Феня тихо прошептала.

— Молчи! Здесь за каждым плетнём тебя слышат. Дома поговорим. Да глаза-то опусти, полохало!

Дома я первым делом спросила:

— Феня, что такое полохало?

— Так ты и есть, — сердито ответила Феня, стаскивая с ног новенькие ботинки. — На той неделе, помнишь, деревенский дурачок приходил попрошайничать? То плакал, то песни пел, чуть в колодец не провалился, полохало бездомное. И ты не лучше!

Феня протёрла ботинки от грязи и убрала в сундук. Вероятно, до следующего выдающегося события.

— Вы ему подавали? — спросила я.

— Как не подать? Убогий же, работать на себя не может — хилый, больной. В каждом доме и накормят, и напоят.

Не понимаю я местное население. Убогого они жалеют, а меня почему никому не жалко? Ульне — так, оказывается, звучит моё новое полное имя, всего семнадцать лет. Зачем отдавать её замуж за драчливого борова?

— Вот я тебе, строптивой, задам! — вдруг разозлилась Феня и схватила хворостину.

Ну уж нет! Так не пойдёт! Что это за жизнь такая, когда тебя пытаются побить все, кому не лень?

Феня подскочила ко мне. Я увернулась, схватила хворостину и потянула на себя. Физически Феня была намного сильнее, зато я изворотливее и хитрее. Сначала мы бегали вокруг стола, потом — ползали под столом, где я пыталась спрятаться.

После я решила пробраться к выходу и пригрозила Фене:

— Ударишь — буду орать как резаная!

Для полной достоверности — кого здесь напугаешь криками, заголосила:

— Пожар! Горим! Убивают! Люди добрые, ко дну идём!

Феня бросила хворостину, села на лавку и устало опустила руки. Мне её даже жалко стало — всё-таки Феня не молоденькая, так скакать по всей избе.

— Он тебя правда ущипнул? — спросила Феня.

Я с готовностью задрала рубаху — на боку растекался синим и фиолетовым большой синяк.

Феня покачала головой:

— Возьми мазь в погребе, там в углу — намажь. Эх, Улька, долог век тебе покажется с таким мужем.

То есть как это — век? После всего, что произошло сегодня?

— Феня, разве нельзя отменить помолвку? То есть договор, я хотела сказать. Он же меня прибьёт, если женится.

— До смерти не прибьёт, великие боги не допустят. Ты молись им почаще, дары приноси. Терпи, Улька. Когда ребёночек в животе появится — легче будет. Пальцем не тронет тебя Савва.

— Ты думаешь? — засомневалась я.

— Знаю. Ударишь беременную — рука вскорости и отсохнет. Великие боги женщин берегут.

Заманчивая у меня перспектива. Или постоянно ходить в синяках, или — с животом. Одного родила — тут же делай другого, пока муж бока не отбил.

— Но почему? Почему нельзя отменить? — я не хотела верить в такую вопиющую несправедливость. — Что мне стоит сказать «нет» и сорвать с руки ленту.

— Ленту? — Феня высоко подняла брови. — Ну давай, сорви.

Я изо всех сил дёрнула ненавистное украшение.

Глава 9

Ткань ленты оказалась удивительно прочной, но я не сдавалась. Когда зубы не помогли, я взяла нож, попыталась разрезать — никакого эффекта. С таким же успехом можно резать металлический лист.

Не может быть, чтобы не нашлось способа её снять! Я намочила ленту, попробовала растянуть и стащить через кисть. Лента не тянулась.

Тогда я её высушила и поднесла к горящей свече — даже если немного обожгусь, это того стоит.

Лента не горела.

— Феня, как так? — выдохнула я.

— Ой, лихо-лишное, всяко боги могут наказать, а уж не помнить ничего — вовсе тяжёлое наказание, — сообщила Фаня. — Лента-то свадебная, понимаешь? Свадебная, а не та, которую девки в косы вплетают и сарафаны украшают.