– Рома, да не сунутся они сюда. Ни с той стороны, ни с какой другой. Хочешь, об заклад побьёмся?

Не знаю, откуда у меня возникла эта фраза про заклад, но завернул я её лихо. И ввернул тоже вовремя.

– Об заклад, говоришь? – хищно улыбнулся поручик.

Прямо даже не ожидал от него такого.

– А давай, побьёмся! Что в заклад поставишь, Андрей Иванович? Биноклю свою? Изволь, я готов.

Можно, конечно, и бинокль поставить, но…

– Бинокль тебе? А чем ты на него ответишь? А, Роман Елизарович? Что у тебя такого ценного имеется, чтобы с биноклем моим на равных потянуло? Разве что шпагу свою?

– Ошалел?! – взвился поручик. – Видано ли дело, шпагу, на какой присягу давал, в заклад выставлять? – тут он недобро прищурился и спросил: – Или же у вас, пластунов, эдак-ту принято? Оттого и не при шпаге ты сейчас, что проспорил кому-то?

Ни хрена себе заходы!

– Рома! Ты давай эта… – я помахал рукой, стараясь подобрать нужные слова, но не преуспел, поэтому ляпнул первое, что подвернулось: – Без гнусных инсинуаций! Что у тебя за манера? Чуть что, сразу пластуну, понимаешь, люди без чести и совести. Одно слово шпионы!

– А чего ты мне гнусности разные предлагаешь? Виданое ли дело офицеру на шпагу свою спорить?!

– Нормально! Значит, я должен бинокль свой поставить… заметь, подарок боевых товарищей… который мне в день… когда… Он мне может, дороже твоей шпаги будет?! Да хоть знаешь, сколько он стоит? Он может, как твоя годовая зарплата, а может, как две, или вообще, как целых три, а ты тут на него губу раскатал!

Поручик смерил меня оценивающим взглядом и изрёк:

– Так у тебя же нет больше ничего. Разве что, лопата. Так ведь не нужна она мне. Хотя, постой! У тебя же инструмент тот раскладной имеется! Вот давай, на него поспорим.

Мультитул было жалко, но, во-первых, я ещё не проиграл, а во-вторых, и не должен проиграть. Получается, если я практически не рискую, то…

– Хорошо. Чем ответишь?

Рома вперил в меня немигающий взгляд, а потом выдал, словно шапкой о землю, типа «гулять, так гулять!»:

– Пятак серебром!

Вот это я понимаю! Вот это по-гусарски! Просто аттракцион неслыханной щедрости! «Вот тебе пятак на водку, и катись, куды хотишь!»

– Вот те нате хрен в томате! А что ж так много-то? Отчего не ломаный грош? Эта штучка, к твоему сведению, на два полноценных рубля потянет! А ты: пятак! Нет, братец! Маловато! Маловато будет. Рубль!

– Да где ж рубль-то?! В базарный день за инструмент твой больше двугривенного не дают. Сам видал!

Ого! Вот это заявление! Да у них тут мультитулы, оказывается, на каждом углу продают! Хамишь, парниша!

– Полтинник! Это моё последнее слово. Не согласен – тогда и говорить не о чем!

В глазах поручика сначала зажёгся огонёк азарта, но очень быстро червь сомнения… то ли пожрал его, то ли потушил, но к Старинову неожиданно вернулась рассудительность:

– А нам обязательно об заклад биться? Просто так, без спора ты мне свою уверенность объяснить не можешь?

Да могу, конечно, могу, вот только почти верный полтинник прямо из рук ушёл. Надо было на двугривенный соглашаться, как ни как, а двадцать копеек. Серебром, что характерно. Не хухры-мухры!

– Ладно! Чего не сделаешь для друзей. Объясню, только Лёху ты всё-таки на часок с его погранзаставы отзови. Хочу и его мнение послушать.

Похоже, компромисс был найден: поручик возвращает Ракова на пообедать, а я ему, поручику, объясняю, почему не верю в возможность нападения на деревню этих самых лихих татей, которого все так боятся.

За Лёхой кого-то отправили, а хозяйке сообщили, что отобедать господа офицеры всё же не против, вот только товарища своего дождутся, и тогда как раз на троих и сообразят.

Я устроился на лавке поудобнее, ну, насколько это вообще было возможно, и начал излагать свою точку зрения на сложившееся положение дел:

– Не сунутся они сюда, Рома. Сам посуди, если бы они имели достаточно сил и наглости для нападения на деревни, то давно бы уже именно так бы и поступали. Но ни о чём подобном до сегодняшнего дня не сообщалось. Напротив, напали они на одинокий незащищённый обоз с десятком человек невооружённых мужиков. Да и факт того, что их именно полсотни, тоже не доказан. У страха обычно глаза в большую сторону округляются.

– Не пойму я тебя, Андрей, – помолчав, сказал мне поручик. – То ты меня убеждаешь, что деревню нужно от нападения защищать, то напротив, уверяешь, что никто сюда и носа не сунет. Не понимаю! Вот честное слово, не понимаю!