– Отец! Если не пойдут, так и наплевать! Это ведь вам надо, а не нам. Не на нас же лихие людишки нападать будут. А и нападут – им же хуже, – я постарался выглядеть как можно более безразличным, хотя заявление старосты путало мне все оставшиеся на руках карты. – Нас голыми руками не возьмёшь! И вообще, мы сейчас можем собраться и двинуть в Красный Яр. А вы тут сами, разбирайтесь как знаете.

В повисшей тишине голос сержанта прозвучал приговором для колхозников:

– Прикажете собираться, Ваше зурядство?

Спрашивал он, понятное дело, не у меня, а поручика, но ответил ему всё-таки я:

– Обожди, Данилыч! Сейчас Василь Герасимыч сообразит, что происходит и объяснит мужичкам все прелести штыкового боя на вилах. Да? Василь Герасимыч? Объяснишь? Или нам собираться? Чего ты с открытым ртом застыл? Спрашиваю: объяснишь, или нам собираться?

Староста ещё маленько похлопал глазами и, наконец-то, выдавил:

– А цепами-т отчего ж нельзя? Токмо вилами что ль? Как жишь я йим объяснять-то буду, коли сам не разумею?

Ага! Пошло дело! Сейчас дожмём:

– А ты им так и скажи, мол, времени у нас мало, а на цепах долго учиться, да и опасно. Видал, как я сам себе по башке засветил? И это ещё я, можно сказать, умею, а сколько народу у вас тут поляжет, пока научится? А? как думаешь? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вот то-то и оно! А на вилах… на вилах оно и учиться быстрее, и пользы от вил в бою больше, чем от цепа. Цепом-то что, им если и попал – так ведь даже не ранил. А вилами? Во-о-от то-то же! Цеп, он так… своих по углам разогнать, а вилы – их и разбойнички побаиваются. Знают, чем кончится, если хорошо пырнуть. Один удар – и сразу четыре дырки. А цеп, он что? Треснул им один раз – один синяк, треснул второй раз два синяка, а третий раз треснуть могут ведь и не дать. Вот такая она стратегия рукопашного боя на цепах и вилах, – я развёл руками в знак окончания монолога и решил его на этом и закончить: – Ну, всё! Давай, Василь Герасимыч, иди, собирай народ. А как соберёшь, вот сержант наш, Данилыч, проведёт с ними учения. Давай. Иди. А у нас с господином поручиком ещё дел полно.

Староста, наверное, уже и проникся, и смирился, потому что сказал:

– А чего их собирать? Вон оне все тута, под окнами. Ждуть, стал быть.

– Ну, раз все здесь, тогда сразу с Данилычем и идите. Чего тянуть-то? – для усиления эффекта я решил ввернуть сегодняшнюю фразу дня: – А то не ровён час тати налетят.

Предводитель колхозников ещё немного помялся, но, ничего так и не сказав, нахлобучил шапку и вышел. Пошёл в народ, так сказать.

– Данилыч, – обратился я к сержанту. – Ты, наверное, тоже иди. Поучи их там основным ударам, ну и, как отбиваться, тоже покажи. Не думаю, что на нас сегодня кто-то нападёт… Ну а, вдруг? Лучше быть готовыми, чем наоборот. Согласен?

– Так точно, вашброть! Согласен! – резко выпрямившись, отрапортовал Данилыч.

– Только не «вашброть», а «ваше заурядство», – наставительно поправил его поручик.

Сержант выпрямился ещё сильнее:

– Виноват, ваше зрятство! Токма рассуждают оне, натурально, как генерал, от я и сбилси. Виноват!

– К генералу потребно обращаться «Ваше превосходительство», – снова поправил его поручик. – Ты ровно Артикля вовсе не знаешь!

– Виноват!

– Пшёл вон! – рявкнул на него Старинов и, когда за сержантом закрылась дверь, процедил сквозь зубы: – Болван!

На мой взгляд, не такой уж он и болван, Данилыч-то. Просто взял и выразил таким образом свой респект моей персоне. А может, на самом деле навосхищался до того, что действительно перепутал. Или, вообще, на всякий случай, так сказать… а то мало ли, сегодня штатский прапорщик, а завтра глядишь и… Не будем пока загадывать. Рано ещё.

Глава 12

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

Когда мы с поручиком остались одни, он спросил у меня:

– Отчего же сам не пошёл мужиков обучать? Они же вроде бы сами хотели, чтобы непременно ты их учил. У тебя бы и лучше получилось бы, чем у Прокопова.

– Прокопова? Прокопов, Прокопов, Прокопов. Это кто? Это Данилыч что ли? – предположил я.

– Натурально он, – подтвердил мою догадку Старинов. – Или ты и в заправду думал, будто он маркиз Чувырловский?