Городок представлял собой преимущественный анклав среднего класса. Здесь было безопасно. Попадались крутые копы: рядом база Флота, полдюжины взводов «морских котиков», ограничение по скорости 25 миль в час. Местные парни отличались правильной осанкой и держались друг друга. В открытую наркотой никто не барыжил, но ведь, спасибо флотским, полным-полно лавок и баров с выпивкой, а всего миля через эстуарий — и уже оклендская 14-я Ист[3], и оттуда что угодно может выползти...

Прекрати себя изводить, одёрнул он себя. С ней всё в порядке.

— Как там на работе? — спросил Гарнер, когда Констанс вошла. Он знал, как дочка ответит.

— Думаю, всё о`кей, — ответила она. Как обычно.

А что ещё можно сказать про летнюю подработку в хозяйственной лавке?

Без промедления ввалившись в гостиную, девушка втиснулась за стол, и от её движений ваза с пыльными шёлковыми цветами пошатнулась. Ваза была керамическая, грубой работы, сине-розовая. Её подарок. Сделала сама на занятиях по искусству в шестом классе. Он успел подхватить вазу как раз перед тем, как та начала заваливаться на пол, и огорчённо воззрился вслед дочке, прошаркавшей на кухню за неизменной диетической колой. Девушка с отсутствующим видом мурлыкала какую-то песенку Джорджа Майкла. Он подумал, не сделать ли ей замечание, что блузка слишком короткая. Потом осадил себя. Не в первый раз он с неудовольствием замечал, что уподобляется собственному отцу.

Гарнер сел в кресло и уставился через панорамное окно на залитый солнцем дворик коттеджа. В Калифорнии стоял июль.

Откуда-то сверху, там, где летали пассажирские лайнеры и сновали истребители с военно-морской базы, а птицы задыхались от выхлопов реактивных двигателей, явилось облачко и закрыло солнце. Далеко внизу по лужайке медленно и неумолимо поползла его тень.

Кланк-кланк. Констанс разувалась.

— Привет, пап, — молвила она, вступая в гостиную с банкой диетической колы. Устроилась в удобном кресле напротив, закинув ногу на ногу. У неё были жуткие маленькие белые носки, какие сейчас носят её сверстницы, и золотистый ножной браслетик. В шестидесятые годы, она, надо полагать, носила бы туфли, как у барной танцовщицы. Хорошо ещё, что с какими-нибудь панками не связалась.

Гарнер носил джинсы, тапки — настоящие «Конверс», их трудно было найти, — и футболку с надписью «Оклендские уличные проповедники». Он знал, что упоминание о проповедниках Констанс несколько покоробит, но в целом футболка ей нравилась за граффити-стиль, придававший стильную маргинальность. Он знал также, что дочка им даже немного гордится: ну как же, у неё папа прикольнее многих! Он позволял ей гулять допоздна, смотреть фильмы, какие она хотела, терпимо (до определённого предела) относился к её богохульствам, отпускал одну на рок-концерты, никогда не ругался на громкую музыку, хотя терпеть не мог большинства её любимых групп. Как там бишь? Бон Джови...

Ей нравилось, что папа либерал. Было в этом что-то хипперское, а на MTV такое поведение освещали тенденциозно. Им обоим нравились «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Хотелось бы ему, чтоб девочка знала свою мать... По крайней мере, мать её бы научила не накладывать такой жуткий макияж...

— Привет, пап, — улыбнулась она, — ты классный чувак.

— Так, дай я угадаю. Тебе нужна машина? Ты два месяца как обзавелась правами и воображаешь, что научилась её водить?

— Ну па-апа, ну я уверена, я же тебе не только об этом говорила, что хочу, ну ты понимаешь...

— Не только об этом. Но когда ты меня вот так сладким голоском зовёшь «классный чувак», я понимаю, что пропал.

— Ну ладно. Па-апа! Папа, ты классный чувак, я знаю. Нам в маркет смотаться и на аркады.

— Я остаюсь здесь, у нас совещание. Насчёт покраски волонтёрского центра в Окленде. Я должен там присутствовать. Хорошо, бери машину. Но если ты её разобьёшь, я тебе пощёчину дам.

Девушка рассмеялась и изобразила на лице притворную искренность.

— Мне никто не звонил?

— Нет, зайчик, он не звонил, кто бы он ни был. Как его зовут? Он хоть созрел уже? У него волосы на лобке растут?

Па-апа!

Эфрам подумывал избавиться от Меган. Он размышлял об этом в своём «Порше» 1988 года выпуска, по дороге к арендованному кондоминиуму рядом с аламедским пляжем. Мимо проплывали коттеджи в стиле королев Виктории и Анны, по большей части аккуратно отреставрированные и укреплённые, с пышными садиками. Основательные старые домики, если глядеть с дороги, были закутаны в листву дубов и клёнов, точно в густую шерсть. Он предпочёл бы нанять один из них, но анонимность важнее, а в кондоминиуме он чувствовал себя более анонимным.

[3] Улица в криминальном районе Окленда.