Мари Бенедикт

Её скрытый гений

© Marie Benedict, 2025

This edition published by arrangement with Laura Dail Literary Agency, Inc and Synopsis Literary Agency.

© Бабяшкина А., перевод, 2025

© Кривоносова Н., иллюстрация, 2025

© Издание на русском языке, оформление. Строки

* * *

Часть первая

Глава первая

Легкая дымка витает над Сеной в утреннем воздухе. «Странно, — думаю я. — Она не желтая, как туман, плывущий над мутной Темзой дома, в Лондоне, а голубая, словно яйцо дрозда». Может ли быть, что эта дымка легче тумана, в ней меньше молекул воды, меньше плотность из-за того, что Сена более чистая? Я в восторге от этого сочетания неба и земли, дух захватывает даже зимой, когда шпили собора Парижской Богоматери возвышаются над тонкими клочьями облаков. Папа назвал бы это соприкосновением небесного и бренного, но я верю в науку, а не в Бога.

Я выбрасываю из головы мысли о семье и пытаюсь просто насладиться прогулкой от своей квартиры, что в шестом округе, до четвертого. С каждым пройденным кварталом все меньше становится левобережных кафе с выставленными на тротуар столиками, заполненными даже в понедельник, ранним февральским утром, и, когда я перехожу через Сену, я попадаю в упорядоченный, элегантный мир Правого Берега. И хотя два округа так отличаются, в обоих видны следы войны — поврежденные здания, все еще настороженные горожане. До́ма так же, хотя в Париже, похоже, люди пострадали сильнее, чем строения: возможно, призрак нацистской оккупации все еще витает между ними.

Странный вопрос, который, я уверена, не имеет никакой научной подоплеки, тревожит мой ум: когда нацисты стреляли в мирных французов и ни в чем не повинных евреев, могли ли молекулы немецких солдат, через посылаемые ими патроны, проникнуть в жертв? Неужели Париж полон не только зримых напоминаний о войне, но еще и пронизан микроскопическими ее свидетельствами, таким смешением нападавших и их жертв, которое привело бы в ужас нацистов? Способен ли даже тщательный анализ обнаружить разницу между останками немцев и евреев?

Сомневаюсь, что подобное исследование принесло бы премию Жану Перрену, французскому физику, выигравшему в 1926 году Нобелевку за доказательство существования молекул. «Подумать только, — напоминаю я себе, встряхнув головой, — Еще двадцать лет назад само существование этой субвселенной, главной темы моей работы, было под вопросом».

Я ненадолго замираю у здания Центральной лаборатории государственной химической службы, разглядываю его в замешательстве. Неужели это и есть уважаемый химический научный центр? Здание несет на себе следы старины, но не той респектабельной и величавой, какую я ожидала от организации, которая провела столь выдающиеся новаторские исследования. Оно похоже на самую заурядную административную постройку. Поднимаясь по ступенькам парадного входа, я почти слышу, как ворчит отец: «Упорный труд и верность науке весьма похвальны, — говорит он, — Но зачем соглашаться на должность в Париже, который все еще отправляется от оккупации и ужасных потерь? В месте, где недавно правили нацисты, — последние слова он произнес с нажимом. — Хранящем следы из зверств?» Я прогоняю папу из своих мыслей.

— Bonjour, — приветствую я по-французски секретаршу. — Je m’appelle Rosalind Franklin, et j’ai un rendez-vous[1].

Кажется, мой голос звучит слишком хрипло, а мой французский — слишком шаблонно. Но элегантно одетая девушка с ярко-красными губами и тонкой талией, перехваченной широким кожаным ремнем, отвечает непринужденно, доброжелательно улыбаясь:

— Ah, bienvenue! Monsieur Mathieu vous attend[2].

— Сам месье Матьё ждет меня? — выпаливаю я, не успев даже задуматься над своими словами, а стоило бы. Если я не буду выдерживать пауз, чтобы обдумать ответ, то в более напряженной ситуации меня могут счесть слишком уж резкой, задирой. Всему виной семейное воспитание — родители всегда поощряли разговоры и дебаты, даже с дочерью, особенно отец, который был мастером и в том и в другом.

— Конечно сам месье Матьё! — раздается голос из другого конца холла, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть знакомую фигуру, шагающую в мою сторону и протягивающую руку для приветствия. — Разве я мог не встретить должным образом нашу новую chercheur? Добро пожаловать в Париж!

[1] Здравствуйте. Меня зовут Розалинд Франклин, и у меня назначена встреча (фр.).

[2] Добро пожаловать! Месье Матьё ждет вас (фр.).