Я нашел в рюкзаке зажигалку и старые тетрадки для растопки. В одной, как я помнил, были мои школьные сочинения с пятерками, но их было не жалко. Какими же они теперь казались смешными и ненужными! Нам надо было развести огонь, как древним людям. А древние люди никогда не писали сочинений.

Потом мы долго искали в кладовке топор. Этим топором я едва не оттяпал себе палец, когда попытался расщепить пару поленьев. Наверно, я все делал не так, но я учился на ходу. И вот огонь в печке мало-помалу разгорелся.

Мы сидели прямо на полу и смотрели, как весело пляшут языки пламени за открытой дверцей печки. Березовые дровишки лежали наготове, и в комнате понемногу становилось теплее.

– Интересно, сколько еще до Нового года? – спросил Тимур.

– Часа три, наверно, – ответил я.

– Может, два? уже у кого-то в животе бурчит.

Я прислушался:

– Это не в животе. Это во дворе.

И верно. Кто-то прошел в незакрытую калитку и пробирался теперь сквозь снег к нашему дому, по нашим следам, и подсвечивал себе путь ярким фонарем.

Мы замерли на месте.

– Эй, кто живой есть? – раздался с улицы зычный голос. – у вас тут все в порядке?

– Это сторож, – догадался я. – дым из печки унюхал.

Мы отворили дверь, и сторож Сергей Иваныч взобрался по обледенелому крыльцу. Потопал сапогами, отряхнул с куртки снег. Потом поднял свой фонарь повыше:

– Ага, вижу. Свои. Ты младший Белкин. Помню тебя. А этого парня не помню, – ткнул он в Тимура пальцем. – Не хулиган?

– Так, слегка, – признал Тим.

– Так. Слегка. А родители где? Вы одни прибыли, что ли?

– Одни, – сказал я.

– То-то я смотрю, роллс-ройса вашего нигде не видно. Так пешком по темноте и шли?

Я кивнул.

– Вот вы упорные парни. Только может так статься, что зря вы сюда стремились. У нас же тут беда! Техногенная катастрофа! Днем ледяной дождь прошел, вот провода на линии и оборвало. Я лично в аварийку звонил, так они говорят: у нас пять случаев по одному району. Приедем, говорят, когда сможем. А то и в следующем году!

Он усмехнулся. Прошелся по комнате, помахивая своим фонарем, как лазерным мечом.

– Ладно хоть печь сумели растопить, молодчики, – сказал он. – Только вот эту заслонку надо было подальше вы-дви-нуть… – Тут он протянул руку и дернул за какую-то ручку на печном дымоходе. – А то можно и угореть к утру.

– Спасибо, – сказал я.

Он опять направил на меня луч света:

– Или, может, папе с мамой позвонить, пока не поздно? у меня-то телефон еще не сел. Приедут, заберут? А?

– Не надо звонить. Мы справимся.

– На первый раз поверю, – сказал он. – На второй проверю. Пока что не буду вам мешать. А вы – вот что: со двора ни ногой… тут ведь у нас, пока темно, всякая нечисть наружу выползает…

Тут он нахмурил брови, состроил страшную рожу и посветил на свое лицо снизу: как вы понимаете, зрелище было еще то. Если б я его не знал всю жизнь, я бы, наверно, поверил.

– Ну хватит, Сергей Иваныч, – сказал я. – А то я сам всем расскажу, что вы нас пугаете.

– Не умничай, – велел сторож. – Это ведь мне в случае чего за вас отвечать. А не вам за меня.

Пока он так говорил, где-то далеко завыла собака. Да так протяжно и тоскливо, что у нас поневоле мороз пошел по коже.

– Слышите? уже начинается! – объявил Иваныч. – Адские псы выходят на охоту! Сидите тихо, а то плохо будет.

Вышел и захлопнул за собой дверь.

Я, конечно, ему не поверил. Я сразу догадался, что это его же собственный пес Джек устал на цепи сидеть и хозяина зовет. Он всегда так делает, да еще выть норовит пострашнее, чтоб было убедительно.

Только Тим этого не знал. Даже в полутьме было заметно, как он бледнеет.

– У нас тоже так было, – прошептал он, чтоб только я слышал.

– Как было? И где это – у нас?

Тим не сразу ответил. Отошел от огня и присел на наш старый диванчик в углу комнаты. Еще года три назад я очень любил на нем прыгать, пока из него не полезли пружины. Тогда его отвезли на дачу, чтоб не выбрасывать.

Так вот, Тимур сел на этот диван и опустил голову.

– Мы жили в маленьком поселке, – начал он. – Но там было не как здесь. Там была степь, пересохшие реки и соленое озеро. Нормальную воду, чтоб пить, привози ли на грузовике. В такой большой железной цистерне. Папа там работал в полиции, так его все местные «шерифом» называли. Уважали.

Я слушал и удивлялся. Вы не поверите, но мы никогда не говорили с Тимом о тех местах, откуда он приехал. Он не любил вспоминать, а я не докапывался.