Когда папа об этом менеджере думал, ему самому хотелось колготки на голову натянуть и с опасным оружием – с вилами – в подвал дома журналистов явиться для выяснения отношений. Но он быстро себя успокоил и говорит:

– А у меня такая мысль есть прогрессивная. А давайте мы к себе на Новый год всех простоквашинских позовем.

– Да у нас тут простоквашинских только и осталось, что бабка Евсевна с дедом Сергеем с горушки, да бабка Сергевна с дедом Александром за церковью, – говорит Печкин. – да сторож Шуряйка хромой с лесопилки, который гармонист свадьбешный.

– Вот всех их и позовем.

– Все не придут. Шуряйка хромой ни за что не придет.

– Почему?

– Он стесняется. Он негром стал.

– Как так негром стал? Разве неграми становятся?

– Становятся, да еще как. К нам морилку завезли венгерскую для мебели. Он ее выпил заместо спирта на одной гулянке. На утро весь окрасился в коричневый цвет. Вот, не пей что ни попадя.

– Ну и пусть он коричневый. Все равно позовем, – говорит папа. – В нашей стране все равны, независимо от цвета кожи.

Он взял лист бумаги из своего чемоданчика и стал рисовать пригласительные билеты:

Уважаемый дед

Сергей с горушки!

Приглашаем вас с супругой (Евсевной)

на торжественный банкет – встречу Нового года.

Форма одежды нарядная.

Лучше всего приходить со своим стулом или с табуреткой.

Встреча состоится в доме дяди Фёдора.

– Почему дяди Фёдора? – спрашивает Печкин. – А моя почта на что? Там помещение побольше будет. Там можно даже танцы устраивать.

– А телевизор там есть? – спрашивает папа. – Ведь мы должны нашу маму видеть. Ее будут из подвала передавать.

– Есть там, есть телевизор! Мы всё увидим. И там большая елка прямо перед окном растет.

Папа все пригласительные билеты на почту переписал. А Печкин их быстро по адресам разнес.

Потом они все, кроме папы, взяли всё нужное и пошли на почту, чтобы почту в зал приемов переоборудовать. Папа в избе остался, ему надо было к празднику узбекский плов готовить из гречки.

Глава 7. Неприятности в подвале Дома журналистов

В подвале Дома журналистов было очень светло и много музыки. Кругом были участники художественной самодеятельности. Один участник был художественнее другого.

Это были пластичные ребята и девушки из самодеятельного цирка. Они были все в блестках и купальниках. А некоторые были только в блестках, потому что купальники у них были незаметные, под цвет загара.

Они принесли огромное количество резиновых гирь. Мама взяла одну резиновую гирю и упала, потому что гиря была настоящая.

Там еще были певцы во фраках напрокат. Один певец, например, мог в своем фраке, как в дачном туалете, вертеться. Потому что такой большой был у него фрак. Но пел он прекрасно. Он пел известную арию «Не счесть алмазов каменных в пещерах…».

рисунок

А танцоров всяких танцев – украинских, испанских, молдаванских и цыганских – было столько, что они весь Дом журналистов заполнили от подвала до чердака. И все везде все репетировали. Одних кадрилей репетировалось три: подмосковная, подпсковская и подсанкт-петербургская.

Мамина аккомпаниаторша – менеджер по колготкам тетя Валя – так волновалась, что ноты с песнями вместо пригласительного пропуска на входе милиционеру отдала. А дежурный милиционер сам так волновался, что эти ноты вместо пропуска взял.

И вот режиссер Грамматиков, ответственный за концерт, закричал:

– Внимание, до начала трансляции осталось два часа! Начинаем прогон.

Прогон – это не тогда, когда прогоняют ненужных людей, а тогда, когда идет последняя репетиция.

Операторы схватились за камеры, осветители – за фонари, прозвучали фанфары, и концерт пошел. Вернее, не концерт, а репетиция концерта.

Песни сменялись гирями, гири – кадрилями, кадрили – художественным чтением. Маме дяди Фёдора было интересно и страшно.

И вот очередь дошла до нее. Ведущий программы, такой манекеноподобный гражданин Масленков, таким специально объявлятельным голосом говорит:

– Выступает продавец отдела женской галантереи и духов певица Римма Свекольникова.

(Мама из застенчивости свою первую фамилию назвала, еще допапину.)

– Что вы будете петь? – спрашивает маму манекеноподобный Масленков.

– Я буду петь казачью песню про ракитовый куст. Это любимая песня моего мужа.