Я многое забыла про Санвуй. Маленькой девочке эта узкая бухта казалась разверзшейся пропастью, которая могла бы поглотить мир. Я забыла, каково это, когда все пропитано запахом рыбы: каждая доска, каждый камень. Забыла витающий в воздухе солоновато-кислый запах креветок, сушащихся на стеллажах.

А еще ил, ил, вездесущий ил. Черный и мягкий у кромки воды, но обдирающий в кровь маленькие пальцы, когда выкапываешь моллюсков. Растекаясь в глубь суши, ил становился жестче, его испещряли камни и крабовые норы, но он никогда не высыхал настолько, чтобы с гордостью именоваться грязью, и не отпускал никого и ничего, что засасывал: валуны, коряги, выброшенную на берег рыбачью джонку моего отца.

Никто не знал, где мой родитель, куда делся и жив ли.

В гниющем корпусе джонки не осталось ничего ни от отца, ни от матери, от той семьи, которой мы когда-то были: ни лохмотьев веревки, ни даже знакомого пятна на палубе, лишь пустой остов, на который отец променял мою юность и который покинули духи.

Девчушка, собиравшая моллюсков, шлепала по грязи, размахивая ведром; она наклонилась, чтобы рассмотреть что-то, попавшееся ей на глаза. Я отвернулась, но слишком поздно: воспоминания уже нахлынули.

Много лет назад другая девчушка поставила ведро с моллюсками почти на то же место и подобрала ослепительнокрасный гребешок. Я подумала, что подарю его новорожденному братишке или сестренке, что появится на свет со дня на день. Помню, как со смехом взвизгнула, когда краб-отшельник выставил клешню и пощекотал мне руку; я его отпустила, и он унесся прочь. Я цеплялась за это воспоминание на протяжении долгих лет, проведенных на цветочных лодках, вызывая в памяти тот последний прекрасный момент жизни «до»… но я всегда останавливалась на этом моменте, принималась петь, кричать, делать все что угодно, лишь бы не вспоминать того, что было дальше, кровь на полу этой самой каюты… нет, я не могла вынести этой мысли даже сейчас…

Внезапно все стихло, как будто мир затаил дыхание.

Ни барабанного боя, ни птиц, ни ветра… Воздух всей тяжестью навалился на меня.

Шаль соскользнула с плеч, грубая рука схватила меня за грудь.

Его жаркое дыхание заполнило ухо.

— Еще хочу.

Мое отвращение чуть стихало при мысли о его кошельке. Еще один медяк в копилку, где лежали деньги на приличную лодку, которая на этот раз будет принадлежать мне.

— Придется платить за два раза, — процедила я.

— Первый раз слишком быстро.

— Ну, тут уж я не виновата. — Я выдала самую лучезарную свою улыбку и начала было разворачиваться в сторону клиента, как вдруг что-то привлекло мое внимание.

Мимо мыса крался корабль, массивное трехмачтовое чудище, тварь из темного дерева, с парусами, которые заходящее солнце окрасило в алый цвет. Меня поразили яркие выпученные глаза, намалеванные на корпусе.

Нездешний корабль. У местных кантонских судов на носу очень редко вырезают глаза. У фукинскнх вырезают, но круглые, а эти были вытянутые, чуть прищуренные, как у тигра, готовящегося к прыжку.

Кули дернул меня за руку:

— Слышь, сука? Я сказал «хорошо». Плачу двойную цену.

Второй корабль, потом третий, и все с тигриными глазами. В остальном — не более чем потасканные старые джонки. Но меня не касалось, откуда они взялись, если только команда не искала отдыха, который я могла предложить за наличные. Но пока что мне нужно было утихомирить нетерпеливого клиента. На этот раз он получил больше удовольствия от того, что заставил меня по полной отработать деньги, чем от самих любовных утех. Сначала пришлось искусно потрудиться рукой, чтобы привести его в форму. Затем он пристроился ко мне сзади, сначала хрюкнул, а потом замычал, как бык, и начал двигаться в такт барабанному бою, хлеща меня косицей[7] [8] по лицу с каждым толчком. Я издавала подобающие ситуации звуки, а сама представляла, чем побалую себя после работы. Ломтики свежей жареной свинины или чашка сладкого соевого творога, а может, его чаевые позволят мне заказать сразу и то и другое.

Резкий стук в дверь каюты так напугал меня, что я едва не оттолкнула клиента, и тот взвизгнул от боли.

— А-Иёнг! — Это была девочка, собиравшая моллюсков. Она стучала все громче.

О чем она вообще думает?! Глупая девчонка забыла, что во время работы меня никогда и ни за что нельзя беспокоить?! Разве я не была добра к ней? Разве не отвела ей передний трюм? И всегда делилась рисом в обмен на парочку моллюсков! Как она посмела мешать мне?!

Защелка выскочила из паза, дверь со скрипом открылась, а я заверещала:

— Ну-ка, вон!

Кули сорвался с места, стукнулся головой о потолок и запутался в штанах.

— Да не ты! — Я попробовала схватить его за ногу, но он увернулся. — Постой! Сначала заплати мне!

[7] Фукин — прежнее название провинции Фуцзянь.

[8] В эпоху Цин китайским мужчинам было предписано заплетать волосы в косу.