Глупая мысль. Даже если бы я так и подписала ее: «Вся моя жизнь», выбросил бы не задумываясь, без малейшего сожаления.

Боль пронзает тело с головы до ног. За что он так со мной? Я стала для него словно чем-то неодушевленным, каким-то ходячим предметом интерьера. Не слушает и не слышит, что я ему говорю. Смотрит сквозь меня. То хамит, то вовсе молчит часами и днями. Помощи по дому не дождешься. На кухне после него всегда свинарник. Раньше старался быть аккуратнее, сыну боялся подать дурной пример. Теперь в комнате, где он обитает, в комнате сына, беспросветный бардак.

Пытаюсь понять, как мы дошли до жизни такой? Ведь любили друг друга. Когда все начало разваливаться? Незаметно, потихоньку, по чуть-чуть. Конечно, когда сын уехал, все очень изменилось. В прошлом году Валька поступил в столичный вуз, перебрался в Москву. Дом опустел, словно не один восемнадцатилетний парень уехал, а с десяток шумных юных сорванцов разом его покинули.

Эйфория от поступления сына в один из лучших вузов страны быстро сменилась растерянностью — как мы здесь без него? — и тревогой — как он там без нас? Утром спросонья я по привычке варила овсянку на троих и спохватывалась порой только тогда, когда расставляла на столе тарелки. Днем меня преследовало ощущение пустоты и собственной ненужности. После работы, едва переступив порог квартиры, я физически чувствовала, как на плечи наваливается одиночество, и я сгибалась под его тяжестью едва ли не пополам. Пыталась занять себя чем-то полезным, но все валилось из рук. Вечером мы с Валькой как правило так или иначе связывались. Если общение по каким-то причинам откладывалось, я не находила себе места. Если поговорить удавалось, тоска и страх немного отпускали, и я спокойно засыпала. А утром все начиналось заново.

Я надеялась, что это состояние временно, можно перетерпеть. Старалась отвлечься на приятные мысли и дела, стала больше общаться с подругами и посещать бассейн. Но сильного облегчения не почувствовала. Валька приехал домой не на все новогодние каникулы, а только на четыре дня — с третьего по седьмое января. Глоток свежего воздуха, и я снова задыхаюсь. Ощущение потери отупляет, сковывает, придавливает к земле.

И хотя мыслями я была с сыном, но еще в первый месяц после его отъезда, в сентябре стала ощущать, что физически осталась в опустевшем доме один на один с человеком, который все больше и больше отдалялся, становился чужим. Оказалось, что многие его мысли и слова мне непонятны, поступки нелогичны.

Отъезд сына вскрыл гнойники противоречий, взбаламутил воду нашего тихого омута, поднял с илистого дна обиды, недопонимания, нерешенные проблемы. Копилось раздражение. Ругаться мы больше, может, и не стали, а нормально разговаривать стали определенно меньше. Стало меньше общих дел, каждый жил в своем мире, в своем уголке. Постепенно разбрелись по разным комнатам. А события последнего месяца окончательно сделали нас чужими. Между собой мы их не обсуждали, но оба почувствовали окруживший нас арктический холод.

— Валька! Валечка! — всхлипываю я.

Если бы он был дома, разве он позволил бы отцу так со мной обращаться? Он защитил бы. Валечка, ну почему мир так устроен? Я знаю, что детей надо отпускать. Все это знают, но не все могут. Конечно, все было бы по-другому, если бы сын продолжал жить с нами.

А что теперь? Что делать? Как дальше жить?

Не раз во время скандала и в обычном разговоре мы с Даном сходились во мнении, что стали практически посторонними людьми, что живем как соседи. Вслух каждый из нас не решался произнести решающее слово. Но сегодняшний случай — это последняя капля.

В комнату возвращается успокоившийся, довольный Персик, облизывается. Очевидно, вкусненько покушал. Легко, грациозно прыгает ко мне на колени, распластывается, мурлычет, предвкушая ласки. Я глажу любимого абиссинца по блестящей рыжей шерстке. Он млеет, вытягивая и без того длинную шею, закатывает от удовольствия глаза. И я успокаиваюсь, заземляюсь, утверждаюсь в правильности своего намерения.

Склоняю лицо к самой мордочке Персика и шепчу в большое острое ушко:

— Все, котик, я решилась. Развод!

Глава 2. Козел рогатый

Татьяна

Все еще хлюпая носом, сижу на кровати и вспоминаю.

Мы действительно долго к этому шли. Год за годом, день за днем. Приближались медленно, маленькими шажками. Многие наши знакомые развелись после года, трех-четырех лет брака. А мы как-то почти двадцать протянули…

Жили неровно, как на американских горках, то подъем, то спуск. То крылья за спиной, эйфория, то ругались вдрызг.

Первые годы жили у мамы. С деньгами было совсем плохо, Валька маленький. С мамой было элементарно проще выжить. Она подкармливала, с сыном помогала. Мы могли уйти из дома на несколько часов, отдохнуть, потусить с друзьями. Но и конфликтов было чем дальше, тем больше.