Девушка узнала посетителей. Это была парочка местных алкоголиков, тусовавшихся во дворе соседних пятиэтажек, по императорскому проекту «Комфорт и уют» превращённом в небольшой сквер с детской площадкой, беседками и клумбами роз. Патронировала проект сама императрица Мария Николаевна, и благодаря ему уездные города Российской империи стали напоминать красивые иллюстрации из книг. Пара пьянчуг облюбовала крайнюю беседку, обычно пустующую из-за близости мусорных баков.
— Жалость-то какая! — в один голос запричитали незваные гости, — померла. А мы и не знали. Пусть земля ей будет пухом. А кто же теперь… — маленький ткнул локтем в бок толстого.
— Всего доброго, — проговорил он, — мы таперича пошли.
— Столбик, — обратился к собрату толстяк, — я не понял, кто теперь чародейка…
— Сказал же, пошли, — Столбик попытался спихнуть товарища с крыльца.
— Чародейка Поволжья сейчас я, — остановила их Арина, не став уточнять про свой временный статус, — если есть какое дело, заходите.
Мужички переглянулись, Столбик недоверчиво поглядел на девицу в коротких шортах и розовых очках, потом махнул рукой и сделал шаг внутрь.
Алеут выглянул наружу и запер дверь.
Гости неловко скинули обувь, открыв взорам немытые неделями ноги, и чинно проследовали в гостиную, где с некоторой опаской уселись на кожаный диван. Диван был светло-серый, и Рина подумала, что после посетителей его придётся чистить.
Она вспомнила прозвище второго — Шляпочка. Он никогда не расставался с данным предметом гардероба, даже спал на скамейке, деликатно прикрыв храпящее лицо шляпой. Его любила детвора, он нередко играл с ними, хотя мамаши и прогоняли «несносного типа" прочь. И вот этим летним утром пара алкоголиков сидит у Рины в доме. Значит, им что-то нужно от Чародейки Поволжья и вряд ли это что-то — червонец на опохмел. Ох, вряд ли.
— Извиняйте, барин, — Столбик толкнул ногой приятеля, и тот поспешно стащил с головы шляпу, обнажив редеющие вьющиеся волосы неопределённого цвета и торчащие в стороны уши, — не знаем вашего имени-отчества,
— Фёдор Иванович, — бросил Алеут, занимая кресло.
— Барин Фёдор Иванович, — с расстановкой повторил Столбик, — мы к Арине Вячеславовне пришли по особому вопросу, — он выжидательно поглядел на Алеута, — вы, это, выйти не хотите?
— Не хочу, — отрезал тот, — и, если вы не прекратите тут ломать комедию и не перейдёте к делу, я обе ваши блохастые тушки пинками за дверь вышвырну, вы и гавкнуть не успеете!
— Алеут, зачем ты людей оскорбляешь? — Рина повернулась к посетителям.
— Людей? — выгнул бровь Фёдор, — где ты людей увидала? Это ж — пара шавок, от них псиной разит за версту.
— Видит, — констатировал Столбик, осклабившись. Зубы у него оказались хоть и желтоватые, прокуренные, но крепкие, с выраженными клыками, — сам-то кем будешь?
— Не твоего ума дело, — отрезал Фёдор, — оборотни они, — пояснил он Рине, — самые обыкновенные оборотни — волколаки.
— Неправда ваша, — жалобно проговорил толстый Шляпочка, — никакие мы не волки, правда-правда, ни одном глазу. Собаки мы, чесслово, нормальные собаки. Я вот — помесь сенбернара с кем-то ещё, а Столбик — он полуовчар. Знаете, какой у него нюх?
— Получается, — уточнила Арина, которая действительно теперь видела сходство длинноносого Столбика с немецкой овчаркой, а неопрятного пухлого Шляпочки с добрым сенбернаром, особенно походили глаза: круглые, карие и слегка слезящиеся, — вы в собак перекидываетесь?
— Э, госпожа чародейка, — Столбик почесал за ухом, — не совсем так. Мы — псы, которые в людей превращаются. Окультуриваться хотим. Не весь же век по помойкам шарашится, вот в человеков и оборачиваемся.
— Вы не думайте, мы не какие-нибудь антиобщественные элементы, — не без труда выговорил сенбернар, — мы честным трудом на культуру зарабатываем. Кому огород вскопаем, кому бурьян порубим. Вон, Столбик даже на оптовом рынке грузчиком робил.
А после — культурный отдых, чтоб совсем по-людски.
— Вы всё про культуру твердите, — вклинился в разговор Алеут, — в театр что ли ходите?
Он с сомнением оглядел одежду пришельцев, нуждающуюся в стирке.
— Что ты, барин, — доверительно осклабился Столбик, и его узкое лицо с глубоко посаженными глазами приобрело хищное выражение, — на кой ляд нам ваши теятры сдались? Мы в людские пивнушки ходим.
Алеут не выдержал и захохотал.
— А что? — обиженно протянул Шляпочка, — тама столы, вилки, стаканы́, это тебе не с земли есть. Телевизор опять же.
— Понятно, — Рина зыркнула на Алеута, который всё не мог уняться, — ко мне у вас какое дело?
— Матушка, барыня чародейка, — оба как по команде поклонились, почти уткнувшись носами в коленки, — не обессудь, поможи. Пропал один из нашенских.