Асыл, перешагнув порог мазары, вошла в помещение. За ней прыгнул Кекжал. Из уважения в памяти Батимы Асыл вытолкала собаку за порог. Посмотрев в отверстие склепа, девочка увидела глубокую яму, на дне которой белели кости умершей девушки. Повеяло сыростью и тлением. Вздохнув, Асыл поднялась по каменной лесенке на крышу мазары, но взглянув на степь, поспешно спустилась вниз, она увидела, что к могиле Батимы приближались два всадника. Один из них, мужчина лет пятидесяти, загорелый, крупного роста, с энергичным лицом, зорким взглядом чёрных глаз, сурово смотревших из-под нависших бровей, казался угрюмым. Он крикнул что-то своему товарищу, слез с коня и, разостлав коврик у порога мазары, стал молиться. Его молодой спутник стал терпеливо ждать, когда тот закончит молитву. Открытое мужественное лицо с умными, проницательными глазами было приятно. Широкий в плечах, он был строен и подвижен, как джейран. За спиной молодого человека была приторочена к седлу, видимо, недавно убитая сайга. Придерживая за повод лошадь, он пытливо оглядывал местность.

Неожиданно до его слуха донёсся испуганный крик молящегося, который, бросив свой коврик, мчался со всех ног к коню.

— Ля-илля! В мазаре шайтан! — поспешно занося ногу в стремя, пробормотал он побелевшими губами.

— Постой, постой, Оспан. Ты что, с ума свихнулся что ли? — и схватил его коня за повод. — Знаменитый охотник Тургая испугался какой-то чертовщины, — покачал укоризненно головой юноша. — Расскажи, в чём дело?

Продолжая оглядываться на мазару, Оспан торопливо заговорил.

— Сначала молился — ничего, потом из могилы раздалось урчание, затем послышался голос Батимы: «Кекжал, нельзя». Уй! — Оспан закрыл на миг глаза: — Урчит, кричит… нет, там шайтан, — покачал он головой.

Его спутник улыбнулся.

— А вот мы сейчас посмотрим, что там такое, — в решительно повернул своего коня к мазаре.

— Болат! Там Батима, шайтан. — Но друг Оспана, не обращая внимания на крики, стал приближаться к могиле.

— Болат! — раздался вновь тревожный голос Оспана.

Молодой всадник, подъехав к мазаре, ловко соскочил с коня и, не выпуская ружья из рук, шагнул к порогу мазары.

— Эй! Кто там, выходи!

Удерживая готового кинуться на незнакомого человека Кекжала, из склепа вышла Асыл. Болат опустил ружьё.

— Как ты сюда попала? — ласково спросил он девочку и, видя, что она едва держится на ногах, проговорил быстро: — Погоди, ты, должно быть, голодна. Я сейчас принесу кумыс и кусок варёного мяса.

Болат поспешно вернулся к коню и, достав продукты, положил их перед девочкой.

— Ешь. Да сначала привяжи собаку к выступу могильного камня, — сказал он, заметив, что Кекжал делает попытку вырваться из рук хозяйки, и, отвязав аркан от седла, Болат бросил его Асыл.

— Эй, Оспан, езжай сюда, — помахал он рукой своему товарищу. — Батиме я дал кумыса, может, она подобреет и возьмёт тебя в рай Магомета. Айда!

Улыбнувшись своей шутке, Болат отвёл лошадь от мазары.

Подъехав к Болату, Оспан недоверчиво посмотрел на Асыл, которая с аппетитом ела мясо, запивая его кумысом.

— Однако это не Батима, — покачал в раздумье головой суеверный Оспан. — А эта собака, пожалуй, злее самого шайтана, — сказал он, глядя на Кекжала.

Наевшись, Асыл взобралась на лошадь Болата и вместе с охотниками тронулась к их юрте.

Рядом с лошадью бежал Кекжал.

ГЛАВА 5

Доро́гой Асыл рассказала своим новым друзьям о тяжёлых днях скитаний. Слушая девочку, Оспан сокрушённо покачивал головой.

— Таутабая, который выгнал тебя из аула, я знаю. Нехороший он человек, дурной. Однако его Ибрай одно время крепко проучил, — повернулся он к ехавшему сзади Болату.

— И следует, — коротко ответил юноша. — Пускай не обижает бедноту.

— А кто такой Ибрай? — вмешалась в разговор Асыл.

Оспан поднял глаза на девочку.

— Ты не знаешь, кто такой Ибрай! — В его словах прозвучало удивление.

— Что ж ты её спрашиваешь, она ведь жила в Кустанае, — заметил Болат. — Ты лучше расскажи ей про Ибрая.

— Можно, — согласился Оспан и, заложив за щеку жевательный табак, поудобнее уселся в седле и начал не спеша:

— Так вот, слушай. Ибрай родился… — Оспан задумался, припоминая год рождения Ибрая. — Да, вспомнил, в 1873 году, а сейчас у нас идет 1915 год, значит ему уже сорок два года. Впрочем, ты, может быть, увидишь его, — сказал Оспан и загадочно посмотрел на Болата. — Так вот слушай.