Через несколько минут, опираясь на Кекжала и доверившись его чутью, девочка шагала по направлению Каражара к берегам задумчивой Карынсалды. Солнце клонилось к закату. Медленно угасали его косые лучи, окрашивая степь в оранжевые тона. На фоне ярких вечерних красок девочка и собака выделялись особенно чётко. Поднявшись на высокий курган, девочка долго вглядывалась в расстилавшуюся равнину. Наконец она облегчённо вздохнула: внизу, за курганом, виднелась заброшенная постройка. Недалеко от избы виднелся пригон и торчали столбы, которые служили когда-то подпоркой для крыши. Особенно обрадовал девочку колодезный журавль, торчавший среди бурно разросшегося бурьяна.

Девочка спустилась с возвышенности и дошла до заимки. Толкнув дверь, она вместе с Кекжалом перешагнула порог мрачной избы. При её входе поднялась стая летучих мышей и неслышно скрылась через разбитое окно. Из-под нар шмыгнул какой-то зверёк, собака кинулась за ним.

Асыл, так звали девочку, огляделась. Изба была просторной и, видимо, принадлежала русскому заимщику — в переднем углу на подставке виднелась закоптелая икона. Труба широкой печи была разрушена, и на полу валялись кирпичи. За опечком возле стены виднелся топор. Девочка вытащила его и положила на нары.

Продолжая осматривать избу, она заметила старое, с помятыми боками ведро и небольшой чугунный котелок, в котором хозяин когда-то варил пищу. Тут же в ржавой банке она обнаружила соль, а рядом с ней кусок старого, затвердевшего сыра. На стене висел обрывок волосяного аркана и ссохшиеся от времени ремешки из сыромяти. Оглядев ещё раз внутренность избы, девочка забралась на нары и уснула. Кекжал улёгся возле порога.

Ночь. Среди густого ковыля крадётся гибкий корсук[3]. Вот он припал к земле и замер. Недалеко заквокала дрофа. Птица созывала своих птенцов, рассыпавшихся в густой траве. Прыжок — и тяжёлая дрофа забилась в зубах степной лисицы. На солонцах при свете луны бесшумно пляшут тушканчики, кружится сова в поисках мышей. На высокий курган взобрался волк и затянул своё зловещее у-у-у-а-а-а. Кекжал заворочался у порога, но увидев спящую девочку, успокоился.

ГЛАВА 2

В 1910 году на урочищах, расположенных по нижнему течению реки Сары-Тургай, среди казахов вспыхнула эпидемия тифа. Из Кустаная в степь выехала группа медиков, среди них были молодые врачи — муж и жена Горячкины. В одном из аулов они во время обхода землянок обнаружили заболевшую семью казаха Бисимбаева. Врачам удалось спасти лишь десятилетнюю Асыл и старика Рустема. Мать и отец Асыл умерли. Горячкины детей не имели и взяли девочку на воспитание.

Оставив Рустему продуктов и денег, они увезли девочку в Кустанай. Там её окрестили и дали ей имя Анна. Вера Константиновна, жена Горячкина, заботилась о своей приёмной дочери, как мать. Иногда приезжал дедушка Рустем и привозил своей внучке гостинцы. Старый казах осторожно ступал по коврам богатой квартиры Горячкиных и радовался за внучку. Иногда Асыл играла старику на пианино, Рустем только прищёлкивал языком от удивления.

Прошло два года. Из маленькой степной дикарки она превратилась в бойкую, смышлёную девочку. Вера Константиновна отвела свою любимицу в гимназию. Гимназия встретила «инородку» неприветливо. Гимназистки, дочери чиновников и купцов, относились к ней свысока. Особенно доставалось девочке от классной дамы. Это была высокая костлявая женщина, с продолговатым лицом, в больших очках на тонком хрящеватом носу. Затянутая в форменное платье с глухим воротником, из которого вытянулась тонкая морщинистая шея, Половецкая напоминала старую тощую птицу.

— Анна Бисимбаева, — подозвала она к себе Асыл во время перемены, увидев у неё в руках книгу.

— Что читаешь?

Взяв книгу, Половецкая поправила сползшие с носа очки и уткнулась в страницу.

— «Овод». Читать эту книгу я тебе не ре-ко-мен-дую, — многозначительно протянула она последнее слово.

— А что мне читать? — робко спросила Асыл.

— Читай Чарскую, Лукашевич, других благонамеренных авторов. «Овода» я возьму, — и, сунув книгу подмышку, классная дама величественно поплыла по коридору.

Вздохнув, Асыл пошла к расписанию уроков, взглянув на него, она заторопилась в класс.

Раздался звонок, шурша шёлковой рясой, вошёл священник отец Дмитрий. Маленький, невзрачный на вид, с редкими волосами, спадавшими на узкие плечи, приплюснутым носом, слезящимися глазами, он походил скорее на бедного сельского дьячка, чем на законоучителя женской гимназии.

Отец Дмитрий ввёл в систему обучения «душеспасительные» беседы с учащимися. Сегодня на уроке гимназистки должны были усвоить, что такое «всемогущий» бог. Объясняя урок, законоучитель спросил:

— Всё понятно, чада мои?

В тишине раздался неуверенный голос Асыл.

— Если бог всемогущ, то почему он не помогает бедным?

[3] Корсук — род степной лисицы.