Однако во время гонок колесниц не разжигают огня, и значит, если внимать ее пророчеству, мое участие в гонках не грозит мне погибелью. Что же до любого другого рода возгораний – в Риме были сформированы когорты хорошо подготовленных пожарных.

Но может, кумская сивилла, говоря об огне, имела в виду нечто другое? Если огонь в ее пророчестве – это метафора? Гнев, похоть, непомерные амбиции… Описывая все эти страсти, мы зачастую сравниваем их с неким пожирающим нас пламенем.

Моей пламенной страстью было искусство, и значит, согласно пророчеству сивиллы, оно же и станет моей погибелью?

«Гони прочь эти мысли, тебя ждет прекрасный день, – сказал я себе, тряхнув головой. – Ты будешь пить охлажденный сок из персидских персиков и гулять вдоль берега моря с женой, дороже которой у тебя нет никого на свете, а потом снова взойдет луна…»

И я вышел на террасу, чтобы полюбоваться жемчужно-бледным небом, обещавшим чудесный спокойный день.

* * *

Когда Поппея проснулась, утро уже давно наступило, а я успел ознакомиться с донесениями из Рима – все, как я и ожидал, были невыносимо скучными – и правил свой эпос о Трое.

Поппея встала с постели, и шелковое покрывало сползло за ней, слово шлейф славы. На ее шее поблескивало широкое золотое ожерелье, которое я подарил ей накануне. Поппея не рассталась с ним, ложась в постель, и теперь с нежностью поглаживала кончиками пальцев.

– Говорят, холодный металл не способен выразить любовь, – заметил я, – но на твоей шее он выглядит очень даже нежно.

Ожерелье я заказал купцу из Индии. Его оформление было связано с астрологией, и украшавшие ожерелье драгоценные камни символизировали планеты, Луну и Солнце.

– С золотом легко спать, – улыбнулась Поппея. – А мне, признаюсь, оно даже навеяло очень приятные сны.

– О, эти дарованные золотом сны!.. – Я встал, обнял Поппею и, прижав жену к себе, уже не почувствовал контраста между теплом ее тела и прохладой ожерелья. – И металл больше не холодный.

За окном сверкали и переливались в полуденном солнце морские волны.

– Давай сегодня прогуляемся до грота, мы ведь там еще не были, – предложил я.

Древний грот в противоположном от виллы конце набережной уходил далеко вглубь скалы. Меня всегда привлекали эти пещеры, хотя бы потому, что с ними было связано множество мифов о богах.

Поппея потянулась, заложила руки за голову и тряхнула волосами янтарного цвета – янтарь, такой богатый и насыщенный множеством оттенков, от красно-коричневого до золотистого, всегда меня завораживал.

– Да, пожалуй, сходим, тем более скоро возвращаться в Рим, – согласилась она, но без особого энтузиазма. – Только попозже, хорошо? Даже удивительно, откуда у тебя столько энергии после вчерашнего вечера и ночи.

Выступление на публике воодушевляло меня, а праздность, наоборот, истощала, но я вряд ли смог бы объяснить это Поппее.

– Встретимся на террасе, – кивнул я.

Мне не терпелось выйти на свежий воздух.

Спустя какое-то время мы сидели на тенистой террасе, молчали и просто смотрели на горизонт.

Мне нравилось это состояние, когда можно ни о чем не думать, а с полузакрытыми глазами заново проживать события прошедшей ночи.

Слуги принесли подносы с едой и расставили на столе блюда с холодной бужениной, кефалью, яйцами, оливками, сосновым медом, хлебом и вишнями. И еще два кувшина с соком и тарентинским вином.

Я лениво протянул руку и взял с блюда горсть вишен.

Поппея так и не сняла ожерелье, только прикрыла его палантином.

– Не могу пока с ним расстаться, – призналась она.

О, если бы другие, те, кого я осыпал своими дарами, были способны так открыто выказывать свою признательность!

Я как раз передавал Поппее блюдо с яйцами и оливками, когда на террасе появился запыхавшийся, взмокший от пота и весь покрытый пылью гонец в сопровождении двух стражников виллы. Лицо его искажала гримаса, как будто он испытывал страшную боль или невыносимые душевные страдания. Лица стражников были не лучше.

Я резко встал, идеальный день остался в прошлом.

– Цезарь! Цезарь! – Гонец упал на колени и умоляюще сжал ладони на груди. – Я прибыл из Рима, от Тигеллина.

– Так, и с чем он тебя прислал?

– Рим горит! Рим в огне! – срывающимся голосом просипел гонец. – Пожар вышел из-под контроля!

– Рим в огне? – Я все еще не мог понять, что происходит.

– Да! Да! Пожар начался в Большом цирке, загорелась одна из лавок в южном конце.

– Когда?

К этому моменту Поппея тоже встала, я боковым зрением видел, как она крепко ухватила пальцами золотое ожерелье. Да, моя жена больше не поглаживала золото и драгоценные камни, она вцепилась в ожерелье и не отрываясь смотрела на гонца, а я чувствовал, как ей передается моя тревога и даже ужас.

– Позапрошлой ночью. Северный ветер раздул огонь. Пожар распространился по всему цирку, а потом начал подниматься на холмы.

Рим во время