Размер шрифта:   16
го подхода ко второй трилогии Д. С. Мережковского является предисловие О. Н. Михайлова к четырехтомнику сочинений Мережковского, изданного издательством «Правда» в 1990 году. Справедливо считая трилогию «Царство Зверя» «не энциклопедией чужой мудрости, а серией живых картин русской жизни», О. Михайлов именно в романе «Александр I» ощущает «ту связь с гуманистической традицией русской литературы XIX века, которая оказалась в других произведениях Мережковского утраченной»[note=n_29][29][/note]. Но в целом, следуя традициям дореволюционной критики, позднее советское литературоведение также концентрировало свое внимание на трилогии «Христос и Антихрист».

«Царству Зверя» повезло меньше. Ни одного слова не нашлось для него ни в книге А. Г. Соколова «Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов» (1991)[note=n_30][30][/note], ни в исследовании C. B. Ломтева «Проза русских символистов» (1994)[note=n_31][31][/note], ни в главе о Мережковском, написанной В. Рудичем, в «Истории русской литературы» (1995)[note=n_32][32][/note], ни в других работах этого периода.

Из работ последнего времени, в которых рассматривается роман об Александре I, необходимо указать на монографию Я. В. Сарычева «Религия Дмитрия Мережковского» (2001)[note=n_33][33][/note]. В ней содержится своеобразная трактовка романа и его героев. Автор развивает концепцию, согласно которой романы Мережковского являются «умозрительными гностико-эротическими» текстами, причем им предлагается классификация героев трилогий с точки зрения воплощения в них различных форм («должных» и «недолжных») Эроса. Героев «Александра I», т. е. самого императора, «некоторых его придворных», «большую часть декабристов», автор относит к одной из форм «падшего» Эроса («должной, т. е. «неземной» его формы – андрогинизма), обозначая ее как «эстетический фетишизм на андрогинной почве»[note=n_34][34][/note]. Данная точка зрения проясняет отчасти сущность отношений в «треугольнике» Александр – Валерьян Голицын – Софья Нарышкина; проливает она свет и на «миссию» (как она видится автору монографии) Александра I и декабристов. Последняя имеет религиозный смысл: для Александра – «продвинуть мир на его пути к «Третьему Царству», для декабристов – «религиозно пострадать и принять казнь как искупительную жертву во имя “Грядущего”». Очевидно, однако, что представленная в данной работе типология героев не охватывает всех действующих лиц романа и трилогий и довольно односторонне трактует отдельные образы, делая их одномерными и однозначными. Таким образом, тот исследовательский ракурс, который предложен Сарычевым, уточняет концепцию «Александра I», его идеологию и почти не затрагивает поэтику романа.

Наконец, наверное, последняя работа, посвященная непосредственно роману Д. С. Мережковского «Александр I», представляет собой кандидатскую диссертацию А. Н. Михина «Роман Д. С. Мережковского “Александр I”: художественная картина мира» (2004)[note=n_35][35][/note]. Автор исследует архитектонику и хронотоп романа и приходит к ряду выводов, характеризующих картину мира «Александра I».

А. Н. Михин исходит из предположения, что художественная картина мира, создаваемая в отдельно взятом литературном тексте, есть отражение в произведении свойственных художнику определенной исторической эпохи субъективных представлений об окружающей действительности. Писатель одновременно выражает свои собственные взгляды и познает окружающий мир. Очевидна, таким образом, двойственная природа данного понятия. С одной стороны, художественная картина мира характеризует сферу автора и, соответственно, все, что к ней относится: ее биографическую, психоментальную, мировоззренческую составляющие. С другой стороны, художественная картина мира представляет целостный взгляд художника на отображаемые им процессы и явления действительности. Поскольку писатель опирается при создании художественной картины на модель мира реального, то она наследует свойственные последнему параметры: он населен (художественная реология), существует во времени (художественная хронология) и пространстве (художественная топология).

По мнению автора диссертации, главная пружина романа Мережковского состоит в изображении пути властителя к смерти. При этом смерть мистически понимается героем и его создателем как последнее освобождение. Смерть Александра I в трактовке Мережковского – это та жертва, которой в личном плане должна искупиться смерть отца – Павла I, а в плане политическом – вина самодержавной власти перед народом, понимаемой как аракчеевщина вместо освобождения и «власть кесаря» вместо «власти Христа». На третьем уровне – сверхисторическом – смерть Александра является очередным повторением в рамках земной истории сакрального сюжета – принесения Богом Отцом Сына в жертву за грехи человеческого рода[note=n_36][36][/note].


Александр I Павлович.

Исторический альбом тысячелетия России:

портреты Царского дома Земли Русской с 862–186