Терапевт: Дженни, мы уже некоторое время говорили о вашей боязни сделать что-то неловкое перед другими, и о том, как эта боязнь влияет на вашу социальную жизнь. Похоже, вам очень стыдно за это. Я правильно понял?

Дженни: Верно. Я такая идиотка. Я так боюсь наделать глупостей, что ничего не делаю. Мои друзья приглашают меня куда-то сходить, но я всегда отклоняю приглашение в последний момент. Я ужасная подруга! Странно, что у меня вообще есть друзья.

Терапевт: Вы планируете куда-то пойти, а затем передумываете в последнюю минуту?

Дженни: Да уж. Я строю планы, представляю, как будет весело. Но потом начинаю думать о том, что, если пойду куда-то, то неправильно оденусь или скажу что-нибудь глупое и всех обижу. Я так напугана, что не могу вынести мысли о том, чтобы куда-то пойти, поэтому все отменяю и просто остаюсь дома. Я просто слабая трусиха. Другие люди не боятся. Они просто идут и веселятся.

Терапевт: Дженни, позвольте задать вопрос. Когда у вас возникает этот страх, что вы можете сделать что-то нелепое или оскорбительное, вы выбираете чувствовать страх? Вы решаете, что будете испытывать это чувство?

Дженни: Не уверена, что понимаю, о чем вы говорите.

Терапевт: Что ж, представим, у вас возникла такая мысль: я сделаю что-нибудь дурацкое, и все подумают, что я идиотка. Затем вы думаете, наверное, мне стоит бояться происходящего, или страх просто возникает в вас?

Дженни: Меня пугают такие вещи, но я не хочу это переживать. Ну кто на такое пойдет?

Терапевт: Точно. Похоже, что мысль: "Я сделаю что-то неловкое", — это для вас очень мощный сигнал угрозы. Когда она у вас возникает, ваш мозг отмечает про себя: "О, вот и угроза!" — а затем приходит страх. Так ли это?

Дженни: Полагаю, да.

Терапевт: Итак, если вы не выбираете чувствовать страх, за который вам так стыдно, разве этот страх — ваша вина?

Дженни: Думаю, нет. Но я такой человек, который станет сидеть и думать обо всем, что меня пугает. И вот это моя вина.

Терапевт: (Тепло улыбается.) Неужели? Итак, вы сели и решили: ну вот, я могла бы провести прекрасный вечер с друзьями, но вместо этого сяду-ка я и задумаюсь о неизбежном унижении, с которым я могла бы столкнуться, пойди я с ними ...

Дженни: (С усмешкой.) Кажется, я понимаю, о чем вы. Думаю, я не выбираю это. Но все же делаю.

Терапевт: Как мы уже говорили, эволюция сформировала наш мозг таким образом, что он стал очень чувствителен к угрозам, и когда они возникают, мозг выдает сильные эмоции, — в попытке защититься. Это то, что сохраняло жизнь нашим предкам — они отлично умели выявлять угрозы и реагировать на них. Я хочу сказать, что, если бы ваши друзья просили вас поучаствовать в действительно опасном мероприятии, например, поплавать в пруду с крокодилами или вколоть себе инъекцию героина, тогда можно было бы бояться?

Дженни: Разумеется!

Терапевт: Похоже, вы каким-то образом узнали, что быть неловкой на публике действительно опасно, поэтому даже если вас просят выйти на улицу, возникают мысли, что вы можете как-то неловко поступить, а это ужасно.

Дженни: Когда я была маленькой, — кажется, в шестом классе, — наша семья переехала. В новой школе была группа девушек, которые меня ненавидели. Я до сих пор не знаю почему. Они постоянно смеялись надо мной. Распространяли обо мне слухи, обзывали меня, то и дело говорили, что я никому не нравлюсь. Это продолжалось неделями. Я плакала по несколько часов каждый день, и меня начало рвать перед школой, просто от мысли о том, с чем мне придется столкнуться, когда я приду туда. (Пауза, рыдания.) Я не могла понять, что сделала не так. Я не знала, что со мной не так, за что меня так сильно ненавидят.

Терапевт: (Пауза, потом ласково.) Звучит ужасно, Дженни. Мне очень жаль, что с вами такое случилось.

Дженни: (Со слезами.) Было ужасно. Худшее, что со мной случалось в жизни.

Терапевт: Так, вы поняли, что социальные ситуации бывают очень опасны? И сейчас вы представляете себе, что такое отвержение может повториться снова, — и вам страшно об этом думать?

Дженни: (Поднимает глаза, лицо прояснилось.) Да.

Терапевт: В этом есть ваша вина?

Дженни: Нет. Нет, моей вины нет.