Терапевт: Эван, мы продолжаем исследовать наши эмоции и механизм их работы. Мне бы хотелось сказать, что я буду говорить об эволюции, особенно с точки зрения того, насколько оправданы наши эмоции, если рассматривать их в контексте эволюции. Я знаю, что не все принимают теорию эволюции, и я хотел коснуться этой темы лишь вкратце.
Эван: (Немного напряженно.) Я не верю в эволюцию. Я верю, что Бог создал людей такими, какие мы есть сейчас.
Терапевт: Хорошо, как раз это я и хотел уточнить. Прежде всего хочу сказать, что я не имею цели подвергать сомнению или изменять чьи-либо религиозные убеждения. У людей разные убеждения, и есть разные способы осмыслить то, каким образом мы оказались здесь, и как стали такими, какие мы есть. Так что я не буду пытаться навязывать вам какие-либо убеждения.
Эван: (Явно расслабляясь.) Хорошо. Потому что мне не очень-то нравится такой подход.
Терапевт: (Тепло улыбается.) Не могу и представить, насколько! Итак, я хочу, чтобы вы знали, что я уважаю ваши убеждения. Но при этом терапия, которую мы будем проводить, основана на науке, поэтому я иногда буду говорить о вещах с научной точки зрения. Это сможет помочь нам понять, как работают наши эмоции. Нам не нужно принимать теорию эволюции, чтобы продолжать терапию. Единственное, что мне необходимо — это чтобы вы приняли то, что у нас есть мозг и сознание, и они порой работают хитро, вызывая эмоции, с которыми нам трудно справиться. Что думаете об этой идее?
Эван: Нетрудно согласиться. У меня есть эмоции, с которыми сложно справляться.
Терапевт: У большинства из нас они есть. Теперь, наверное, я буду время от времени говорить об эволюции, потому что я исхожу из научной точки зрения, и именно так я мыслю. Когда я буду это делать, я буду говорить, что исхожу "из научного мировоззрения", с которым вы можете согласиться или проигнорировать — принимая то, что полезно, и игнорируя все остальное. Что вы думаете?
Эван: Похоже, попробовать стоит.
Терапевт: Мы также можем сосредоточиться на многолетней истории человечества, например, на том, как наше общество изменилось. Идея состоит в том, что наш мозг работает таким образом потому, что это помогало нашим предкам выжить. Так, скажем, людям, которые жили в изолированных деревнях в суровом, полном опасностей мире, кишевшем реальными физическими угрозами, это приносило пользу. Но в современном мире, угрозы в котором совершенно иные, пользы от такого мышления не так много. Что вы думаете?
Эван: Я не вижу в этом проблемы. Я знаю, что раньше люди жили иначе. Я не верю, что мы произошли "от обезьян".
Терапевт: Похоже, у нас большое поле для работы. Кроме того, если это проблема, которая мешает нашей терапии, я был бы признателен, если бы вы мне об этом сказали. Если это так, мы можем изучить этот вопрос вместе и найти способ вместе работать. Я не хочу, чтобы вам было неудобно или вы были бы недовольны терапией, а я бы не знал об этом.
Эван: Договорились.
Мы обнаружили, что как только клиенты понимают, что я уважаю их право придерживаться иных убеждений и не пытаясь их изменить, эволюционный подход становится гораздо менее важной проблемой. Мы также обнаружили, что фраза "с научной точки зрения..." позволяет нам продолжать говорить с клиентами в той манере, которую мы и будем изучать в этой книге, и что клиенты зачастую принимают это, потому что мы признаем, что есть и другие точки зрения, имеющие право на жизнь. Нам встречались клиенты, дававшие альтернативные объяснения, например, "Этот хитрый мозг — загадка, которую Бог мне послал, чтобы я ее разгадал." Иногда мы обнаруживали, что клиенты, видя соответствие представленной нами информации их жизненному опыту, и видя, что это помогает объяснить устройство и механизм работы их эмоций, склонны смягчаться и принимать эволюционный подход (не отказываясь при этом от своих религиозных убеждений).