— Фу, избавь меня от подробностей, — брезгливо передергиваю плечами. Ему опять шуточки, а я ведь поверила. И чуть не захлебнулась от жгучей ревности, подкатившей к горлу. С другой стороны, с живыми, в отличие от мертвых, еще как-то можно конкурировать.
— А что так? Ты чего покраснела, как целка, а, Женьк? Как будто не в одном городе живем. И как, кстати, поживает отцовский бизнес?
— Нормально. А что? Хочешь приобрести квартирку?
— Ха-ха. Очень смешно.
— Ты бы мог. Если бы перестал страдать ерундой и вернулся к нормальной работе.
— Говоришь один в один, как моя маман.
— Наверное, потому что нам обеим на тебя не плевать.
Вот так запросто я признаюсь в том, что он мне небезразличен. И нет, я не жду от него по этому поводу каких-либо восторгов. Но его: «Вон, кажется, туалет. Притормози, а?» царапают откровенным пренебрежением.
Туалет, значит? Опять издевается. Ну почему он такой козел?! Разве сложно было… я не знаю, просто промолчать? Ведь я ему о высоком, а он…
Почему его нет так долго? Нервничая, постукиваю пальцами по рулю. Проходит еще минута, пять. А когда я уже решаюсь пойти проверить, не утонул ли Феоктистов в выгребной яме, он плюхается на сиденье рядом — бледный как смерть и дышащий так, будто он не в сортир отлучался, а на очередной этап соревнований по многоборью.
— Что случилось?
— Похоже, съел что-то не то.
— Похоже? — закатываю глаза. — Ну и что будем делать?
— Проходить границу, — стискивает зубы Фома.
Глава 3
Границу мы все же каким-то чудом пересекаем. А вот с возвращением назад намечаются серьезные трудности. Фоме буквально на глазах становится хуже. Вставать в обратную очередь, когда он через каждые две минуты убегает в кусты — не вариант. Но разве этому упрямому барану что-то докажешь?
В очередной раз оставшись одна, выдыхаю. Усилием воли заставляю себя собраться, чтобы без лишних эмоций обдумать ситуацию, в которой мы оказались, и найти из нее хоть какой-то приемлемый выход. В свое время я получила хорошее образование. У меня есть опыт антикризисного управления, который здорово пригождается и в обычной жизни. Наверное, самое время к нему прибегнуть. А для этого не мешало бы провести качественный анализ вводных. Что мы на данный момент имеем? Кроме прочего — мой единственный шанс побыть с ним вдвоем хоть немного.
Внезапно, как всегда в этих краях, на землю обрушивается тропический ливень. Капли дождя, крупные, как фасолины, барабанят в крышу, создавая оглушительный грохот, от которого не спасает даже серьезная шумоизоляция. Вода потоком стекает по лобовому стеклу, и очевидно — дворники ни за что не справятся с ее напором.
Пассажирская дверь открывается. Поди, Фоме было не очень-то комфортно в кустиках. Даже серьезно ухудшившаяся видимость не мешает разглядеть, как трепещут и гнутся под тяжестью дождя листья деревьев, будто вымаливая прощения у разгневавшегося неба.
— Может, все-таки выпьешь смекту? — повторяю в который раз.
— Она мне не поможет.
— Да с чего ты это взял? Ну как маленький ведь. На… — достаю из сумочки пакетик суспензии. Надрываю упаковку и протягиваю Фоме.
— Гадость, — морщится он, высасывая лекарство и без сил откидываясь в кресле. Выглядит Феоктистов так, что краше в гроб кладут. Черты лица обострились, выгоревшие волосы потемнели от воды и облепили череп, лишь подчеркивая его худобу и нездоровую бледность. Но все равно Фома невероятно красив. Думаю, если бы он подался в модели, а не в программеры, его бы ждал грандиозный успех. У меня изначально не было ни одного шанса устоять перед таким парнем. Только я настолько волновалась в его присутствии, что двух слов не могла связать. А Аленка, которая познакомилась с Фомой гораздо позже меня, потому что пропустила первые три недели учебы в универе из-за бронхита, сориентировалась как-то сразу.
Интересно, изменилось бы что-то, если бы она знала, как я в него влетела? И почему я вообще до последнего скрывала свой интерес, если обычно делилась с подругой всеми своими секретами? Тут же я как будто боялась, что признав свой интерес, уподоблюсь другим девчонкам, которые мечтали закрутить роман с самым популярным парнем универа. Почему боялась? Да потому что, опять же, меня воспитывал папа, для которого я была — ну, не знаю… Принцессой? Мне было не понять, как кто-то в принципе может ставить меня в один ряд с другими, и почему я должна прикладывать усилия к тому, чтобы выделиться. Такая вот наивная незамутненность маленькой девочки, выросшей в безусловной отцовской любви.
— Так и будешь на меня пялиться? Или, может, поедем?
Резко выворачиваю руль, выезжая из длиннющей очереди. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и притапливаю.
— Что ты делаешь?
— Остановимся здесь.
— В Камбодже?!