Размер шрифта:   16

— Да, велик труд — языками трепать, — скептически проворчала мама, но настаивать не стала, — спи, дочка, доброй ночи.

— Доброй ночи, — эхом повторила я и для правдоподобности еще раз зевнула.

Я услышала, как скрипнули пружины ее кровати. Мы жили бедно после того, как на охоте погиб мой отец, потому обе спали в одной самой маленькой комнате, мама у окна, а я у печи — зимой так легче и дешевле было топить. Но после свадьбы я надеялась, что Сокол перейдет жить к нам, и мы с ним займем большую спальню, в которой когда-то спали мои родители, а еще одна комната превратится в детскую.

Я наконец-то с наслаждением потянулась в кровати, немного повозилась, устраиваясь поудобнее, но сон куда-то пропал. В голове крутились неясные смутные образы — то Сокол, лежащий без чувств в траве, то погоня, то пронзительные глаза Калины, смотрящие куда-то сквозь меня, и чудился ее смех. Я замирала и прислушалась, но на улице было тихо — даже сверчки, непременные обитатели летней ночи, молчали. И в этом мне тоже представлялось что-то зловещее, какой-то тайный знак.

В конце концов я не выдержала:

— Мама, ты спишь? — едва слышным шепотом спросила я.

Ответом мне была тишина. И я уже начала себя ругать за излишнюю эмоциональность, но услышала сонный голос:

— Что случилось, дочка?

— Мама, а правда, что бабка Калина ведьма?

— Боги милостивые, — зашептала мама, и я, даже не видя, поняла, что она сложила руки в защитном жесте, — к чему ты ее на ночь глядя вспоминаешь?

— Ну скажи, правда или нет? — я пропустила мимо ушей ее причитания.

— Кто знает… Почему ты спрашиваешь?

— Ладно, не важно. Давай будем спать, — я отвернулась к стене и нарочито сильно засопела.

Какое-то время царила тишина, и мне даже показалось, что я начинаю дремать, но тут голос мамы раздался снова:

— Я тебе этого никогда не рассказывала, то ли случая не было, то ли что… — она неловко замялась, — но в тот день, когда умер твой отец, именно Калина меня спасла…

Я совершенно не поняла, о чем она толкует, потому тут же повернулась лицом к окну, хоть я и не могла видеть маму, но слушала так внимательно, будто сама обратилась в слух. И она начала рассказывать: про то, как мой отец с другими мужчинами отправились в лес на охоту, что делали раз в несколько месяцев — на пару дней уходили далеко в чащу леса. В тот раз они собирались стрелять мелких зверей — зайцев да диких уток, но внезапно им на встречу выбежал вепрь, огромный и разъяренный. И мой отец, чтобы спасти молодого юношу, который впервые пошел со старшими на охоту и замешкался, закрыл того собой.

Эту историю я и так хорошо знала, ведь не раз, слушая ее из уст мамы, плакала от боли и гордости за своего храброго папу. Также я знала и юношу, Ветра, спасенного моим отцом — он уже сам был отцом пятерых шебутных погодок — и каждый год в годовщину смерти отца приносил нам с мамой щедрые подарки, которые хоть и не могли вернуть нам дорогого человека, все же говорили нам, что подвиг его не забыт.

А чего я не знала, так это того, что было дальше. Вепрь, раскромсав моего отца, бросился в чащу и большая часть мужчин — посмелее да с оружием понадежней — побежали за ним, несколько охотников кинулись в село за подмогой, звать лекаря и божьего служку, а Ветер остался рядом с окровавленным и распотрошенным телом моего отца. Он с ужасом сидел над хрипящим, захлебывающимся в своей крови мужчиной и молился всем богам, чтобы подмога пришла, как можно скорее.

И момент самого сильного отчаянья из-за деревьев вышла Калина.

Уже тогда ведьма была дряхлой и опутанной самыми будоражащими воображение легендами личностью, и не могла похвастаться любовью и доверием окружающих, потому Ветер воспринял ее появление отнюдь не доброжелательно, однако женщина несколькими емкими фразами успокоила пребывающего на грани нервного срыва юношу и отправила его за моей матерью. Он не без облегчения оставил умирающего на руках у Калины и бросился в деревню, напоследок заметив, что старуха села у головы мужчины, обхватив его виски и принялась что-то шептать.

Что происходило в его отсутствие, Ветер не знал, и никто, кроме Калины и умирающего рассказать не могли, потому это по сей день никому не известно, ведь отец унес эту тайну в могилу, а старуха по прежнему хранила молчание. Но, как бы там ни было, к моменту прихода моей мамы на место роковой встречи с диким вепрем, ее муж был в сознании. Более того, он мог говорить и, казалось, совершенно не испытывал боли.

— Поторопись, — сказала тогда Калина, — ему недолго осталось.