Мы смеялись все громче и громче, сгибаясь пополам и держать за бока от хохота, но остановиться не могли. В какой-то момент мы просто упали в траву, потому что сил стоять уже не было. Честно говоря, мне даже не было смешно, но не смеяться не получалось.

Осмеявшись, я поняла, что на душе стало немного легче.

— Мне было очень страшно, — призналась я, — никогда еще такого ужаса не испытывала, даже в тот год, когда речка разлилась и село по самые крыши чуть не затопила.

— Не бойся, я рядом, — мужественно ответил Сокол и прижал меня к себе.

В его объятиях было тепло и уютно, и мне не захотелось ему напоминать, что это он упал в обморок перед ведьмой, а не я. Я просто прижималась к нему и смотрела на звезды и висящую высоко масляно-желтую луну.

— Может, продолжим с того места, на котором остановились? — через какое-то время спросил Сокол, наклоняясь и целуя меня.

— Ты что! — от возмущения я прямо выпрыгнула из его рук, — разве ты не понял?

— Чего?

— Того, что появление Калины — это знак от предков, что мы до свадьбы должны быть чисты.

— Да ладно, мышка, это все стариковские бредни, дурацкие суеверия, которыми нас пичкают старшие, чтоб мы делали, как хотят они. Посмотри, и Лиса, и Слава, и Луна — все со своими парнями любятся. И не только…

— Что значит «и не только»? — опешила я.

— И не только они, я имел ввиду, — ответил Сокол.

— Откуда ты можешь знать? Видел, что ли? Ну, Лиска, ладно, а про Славу — никогда не поверю, — я сердито сложила руки на груди.

— Хорошо-хорошо, может, я и не прав, — неожиданно пошел на попятную Сокол, — иди ко мне, не будем ссориться.

Я со вздохом снова подошла жениху. Он обнял меня и, сев прямо на землю, усадил к себе на руки, потянулся мягкими губами к моим. Поцелуй получился нежным и долгим. Я растаяла от его тепла и сначала даже не заметила, что рука Сокола настойчиво поглаживала мою ногу, поднимаясь под подолом юбки все выше и выше. А поцелуи тем временем становились все жарче и настойчивее. Любимый целовал мою шею, покусывал меня за ухо, обжигал горячим дыханием ключицы.

Внутри меня вновь начало зарождаться томление, по венам разлился жар, и мне стало казаться, что все так и есть, как говорит Сокол: и Калина не ведьма, а просто сумасшедшая старуха, и не все то, что говорят старшие, правда, и в близости до свадьбы нет ничего предосудительного — что ж плохого, если двум влюбленным так хорошо?

Настойчивая рука Сокола уже была совсем близко с моим сокровенным местечком, а я уже просто изнемогала от чувства незавершённости, пустоты, которую непременно нужно заполнить. Палец моего жениха скользнул вдоль моих нежных складочек к самой вершинке удовольствия, коснулся ее, погладил. Мне стало сладко и я подалась вперед в предвкушении, что он проникнет внутрь меня.

Но в эту самую секунду раздался ужасный вой, громкий и пронзительный. Наверняка это был волк, но в голосе животного мне почудились каркающие звуки смеха Калины.

— Вот, видишь, видишь, это точно знак, — закричала я, отстраняясь от Сокола, как от чумного, — они нас предупреждают!

И, не дожидаясь его ответа, я побежала сквозь травы в направлении деревни, чтобы побыстрее оказаться под защитой родных стен — скрыться от ужаса этой ночи. В какой-то момент мне захотелось, чтобы Сокол окликнул меня, заставил остановиться, успокоил, вновь дал уверенность в том, что мы не прокляты старой ведьмой или прародителями, но он этого не сделал, потому я просто бежала прочь, не оглядываясь.

Глава 3

Разумеется, я очень скоро устала и перешла на шаг, так и добрела до своей избы, уставшая и разбитая. Сил хватило только на то, чтобы умыть лицо холодной водой из ведра, что стояло в сенях. А после я упала в кровать, надеясь, что закрою глаза и забудусь сладким снов без сновидений.

Но не тут то было — не успела я дойти до кровати, как раздался голос мамы. То ли это я ее разбудила, пока умывалась в сенях, то ли, что вероятнее, она не спала и дожидалась меня, чтобы узнать, как прошел мой вечер. Огонь она не зажигала — свечи мы экономили, потому единственным освещением в комнате был свет звезд, проникающий сквозь ажурные, вязанные мамой вручную, занавески.

— Что-то ты поздно, Верба, — голос мамы звучал строго, но все же больше в нем было переживания.

— Прости, мама, это случайно получилось, — мне действительно было совестно, что заставила ее волноваться, — с девчонками заговорились. Ты же знаешь, какая Лиска болтушка.

— Небось, не только с подружками сидели…

Я почувствовала, как мои щеки опалило разлившимся по ним румянцем и мысленно возблагодарила богов, за то, что мама увидеть этого не могла. Я нарочито протяжно зевнула:

— А-а-а… Мам, давай поговорим завтра, а то я ужас как устала.