Размер шрифта:   16

— Чем могу быть полезным Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя? – проговорил Утида сразу же после сумбурного приветствия. Он пригладил волосы, надел пиджак и даже повязал шейный платок, — что с нашим расследованием. По магофону вы намекнули насчёт некой детали, кою я мог бы прояснить. Так я весь – внимание. С открытой душой готов содействовать нашей доблестной Службе дневной безопасности и ночного покоя.

— Я присяду, — сообщил Вил, занимая удобное кресло в гостиной, — ваша готовность к содействию делает вам честь, господин Утида, тем более она похвальна в свете улик, кои мы собрали против вашей супруги.

— Что ж! – несколько театрально воскликнул мужчина, усевшийся в кресло напротив коррехидора, — у меня было дурное предчувствие. Я нимало не оправдываю бедняжку-Хину, понимаю, ею двигала женская ревность, ослеплённость чувствами, обида оставленной ради соперницы женщины. А то и хуже этого – брошенной ради искусства. Сочувствую моей дорогой дурочке, но не собираюсь выгораживать. Значит, обвинение готово?

— Не совсем, — Вилохэд очень натурально изобразил неловкую попытку скрыть растерянность, — мы можем доказать, что патроны, заряженные в револьвер артиста Королевской оперы Эйдо Финчи, были взяты из вашей коллекции. Свидетели подтвердят связь госпожи Утиды и Финчи, что давала ей прекрасную возможность пребывать за кулисами, как во время антракта, так и во время спектакля.

Утида понимающе кивал, продолжая удерживать на румяной физиономии выражение грустного сожаления. Рика про себя усмехнулась: она наблюдала за диалогом двоих мужчин, в котором оба врали. Точнее, коррехидор блефовал, по произволу владея лицом и голосом, а его собеседник явно переигрывал, изображая любящего супруга, раздавленного преступлением своей половинки.

— Но у нас нет ни единого доказательства, что господин Финчи порвал, либо собирался в ближайшее время порвать с вашей женой, — продолжал Вил.

— Не может быть! Я сам утешал буквально утопающую в слезах Хину, когда она рассказала мне о его предательстве! – вскричал Утида и вскочил на ноги, — вот здесь, на этом самом диване, — указующий перст вперился в диван, с одной стороны которого стояла большая пальма в кадке, а с другой – столик с бутылками и стаканами, куда их успели переместить с рояля, — она сама призналась мне в этом.

— Вам, как супругу, она призналась, — выразительно повёл бровью Вилохэд, — да ещё в минуту жестокого душевного смятения. Нам же вчера госпожа Утида заявила, что никакого разрыва между ней и её любовником не было. Их отношения были безоблачными, что они даже не ссорились в последние несколько месяцев. Да и артисты театра не наблюдали ни ссор, ни сцен, что позволили бы утверждать обратное.

Утида прошёлся по гостиной, постоял несколько мгновений, созерцая батарею бутылок, даже сделал почти неуловимое движение, чтобы налить себе выпивки, потом передумал и снова уселся напротив коррехидора.

— Мне неловко задавать подобный вопрос, полковник, — проговорил он и привычным жестом пригладил волосы с обеих сторон, — но вы не находили среди вещей артиста никаких доказательств их разрыва?

— Что именно вы имеете в виду под словами «доказательства разрыва»?

— Не знаю, — жест полного бессилия, — какие-то улики. Письмо, например. Случается, некоторые люди считают, что письменное признание изменения статуса отношений ставит окончательную точку. Знавал я мужчин, что предложение руки и сердца совершали в письменной форме с приложением кольца. Мне кажется, Финчи частенько писал Хине письма и записки. Она читала их и перечитывала украдкой…

— Ага, — хмыкнула про себя чародейка, — столь вдохновенно врёшь, что впору аплодировать. После того, как ты высмеивал стихи, посвящённые жене, Хина письма домой не приносила. И уж, тем более, не стала бы читать их при тебе.

— Это мысль, — подался вперёд Вил, — подобное письмо окончательно решило бы ход дела. Любой суд сочтёт удостоверенный в послании разрыв достаточным мотивом для убийства.

— Я, конечно, дико извиняюсь, господин коррехидор, — Утида всем своим видом изобразил смущение, — но хорошо ли ваши подчинённые обследовали вещи убитого?

— Почём мне знать? – не менее достоверно показал безразличие древесно-рождённого Вил, — сержант заправлял всеми делами на месте. Он ничего не нашёл. А вы полагаете, письмо могло быть?

— Если рассуждать логически, да. Представьте, молодой солист, звезда, у которого отбоя нет от поклонниц решает дать отставку своей возрастной любовнице, с которой тянет лямку унылого романа уже много месяцев. Представили?

— Ситуацию вы обрисовали довольно живо, — поощрил его коррехидор, — но я теряюсь, как она может привести к письму?