Подкрепившись, обе компании друг за другом пофланировали к памятнику, высившемуся где-то вдалеке, хотя и в пределах пешей досягаемости. Чапаев оказался национальным героем России, о котором знала вся страна, по происхождению чувашином. Артур прикусил губу — концепции унижения нацменьшинств русскими это не соответствовало.

— Ты, кажется, этого не ожидал, брат? — ехидно поинтересовался Джо. — Уверен, что впереди мы и не такое увидим!

А старый Дик был доволен. Его ни Чапаев, ни памятник космонавту Николаеву, тоже чувашину, не поразил — это была уже закономерность: каждый город гордился своими земляками и тем, что он кое-что значил для всей страны.

А вот в Музее Чувашской Вышивки настала очередь Дейзи прийти в восторг. Старинные серебряные монеты, использовавшиеся для нагрудных украшений и головных уборов, были по-настоящему экзотичны, узоры вышивок самобытны, и ничего русского в них не было — это четко был Восток, а не Запад.

— А теперь в Национальный музей! — сказала она, сфотографировав все, что разрешили и купив какой-то альбом с образцами. — Я хочу окунуться в историю!

Окунулись. Полюбовавшись на очередные кости мамонта (ох и много их, наверное, бродило по земле когда-то, что хватило на все континенты северных стран!) и на обломки кремня, символизировавших собой промышленность каменного века, канадцы вышли на улицу, вздохнули и пошли искать пляж. Не поплескаться в Волге перед тем как отправиться в обратный путь было бы просто грешно, и они себе такой промах, наверное, не простили бы.

* * *

Пространство, куда они забрели по подсказке какого-то субъекта неопределенной национальности, было несколько в стороне от мест главного пляжного паломничества. Это была бухточка, отгороженная от всеобщего обзора забором из профнастила с калиткой, на которой висела табличка с надписью на двух языках. Один из языков был русским, и смысл надписи был поэтому ясен. Посторонним вход воспрещен, — предупреждала она.

Субъект ловко отпер калитку с внутренней стороны и распахнул ее перед канадцами, приглашая их войти. Мальчишки немедленно туда заскочили, и троим взрослым поневоле довелось следовать за ними. Замыкал шествие старый Дик, зорким взглядом окинув пространство, огражденное профнастилом лишь с одной стороны. С тыльной виднелась сетка-рабица, густо переплетенной плющом, а с третьей — бетонные блоки, за которыми начинались какие-то промышленные руины.

Еще — был прибрежный ивняк, торчавший кое-где прямо из воды. Он делал невозможным обзор этого места с реки, и это придавало данному уголку некий колорит уединенности и отрешенности. Должно быть, так показалось не только Мигелю с индейцем, потому что несколько в отдалении от входа сидела компактная группка из четырех человек, которые резались в карты.

Но четыре человека все же не толпа, где шаг вправо, шаг влево — и ты уже рискуешь наступить на чью-то неловко отброшенную руку или ногу. Места в этом отделенном тремя разными типами заборов закутке было достаточно для того, чтобы дистанцироваться, скинуть с себя рубашку с джинсами и отдаться свежести теплых прозрачных волжских вод.

Компания русских просочилась сюда следом за канадцами, обошла их и тоже приготовилась слегка расслабиться — по крайней мере так казалось. Если не считать того, что побежали к воде из них только половина состава, то есть мужская, а Марта, Анюта, Олюшка и Белла предпочли расстелить коврик и начать приготовления к пикнику.

Вдруг от группы картежников, отделился, встав, полуодетый субъект. Субъект был строен, молод, темноволос, и на внутренней стороне лодыжки правой ноги имел татуировку в виде дракона. Татуировка его не слишком портила — он был бы, пожалуй, красив, если бы щеку его не пересекал красный рубец.

Играя мускулатурой, субъект направился к оставшимся без мужской компоненты посетительницам пляжа. Брюки, закатанные до колен, незастегнутая рубашка нараспашку, из-под которой время от времени просматривалась еще одна татуировка, помельче — все это создавало впечатление исходившей от парня опасности.

По мере того, как он двигался, Белле все сильнее хотелось разглядеть татуировку на левой стороне его груди, пока он, подойдя совсем близко, не встал напротив нее за спиной у Марты и не откинул полу своей рубашки сам. Белла содрогнулась: она умела читать уголовные наколки, и конкретно эта обозначала персонажа, для которого жизнь человеческая не священна: ни своя, ни чужая.

— Не согласиться ли ваша компания присоединиться к нашей? Объединить стол, перекинуться в картишки? — проговорил парень вкрадчиво-угрюмо, и Белле стало еще страшней.

— Нет, спасибо, — сказала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. — Боюсь, мой муж будет против.

— А зачем нам нужен ваш муж?